Он уже давно не думал об их уговоре. С тех пор, как выехал в Йоркшир.
Ненадолго задумавшись, Саймон кивнул:
— Да, две недели.
И Джулиана сдержала свое обещание, показала ему, что такое страсть.
— Но я не поставила тебя на колени, Саймон.
Она сделала хуже — вырвала сердце из его груди.
— Где-то мой план пошел совсем не так… — продолжала она так тихо, что он едва расслышал ее голос. — И вместо того, чтобы доказать тебе, что страсть — это все, я обнаружила, что страсть — ничто без любви.
О чем она говорит? Неужели она… Он потянулся к ней, коснувшись ее руки, но она тут же отступила еще дальше в темноту, так что теперь Саймон уже не видел ее лицо.
— Джулиана… — тихо позвал он, едва различая в темноте ее силуэт.
Она какое-то время молчала, а потом вдруг сказала:
— Разве ты не видишь, Саймон? — В ее голосе послышалась дрожь. — Я люблю тебя.
Услышав, как она произнесла эти слова своим красивым мелодичным голосом с прелестным акцентом, он тотчас осознал, что именно такие слова и хотел от нее услышать. Она любит его! Эта мысль наполнила его наслаждением и болью, и он вдруг подумал, что умрет, если сейчас же не заключит ее в объятия.
Сейчас ему хотелось только одного — обнять ее.
Он не знал, что будет дальше, но знал, что это лишь начало.
Она любит его!
С ее именем на устах он шагнул к Джулиане, уверенный, что в эту минуту — в этот вечер — она принадлежит ему.
Саймон заключил ее в объятия, но она тотчас уперлась руками ему в грудь.
— Нет, отпусти меня.
Он услышал в ее голосе сожаление. И тут же почувствовал, что ничего не может с собой поделать.
— Упрямая женщина… — Он еще крепче прижал ее к груди.
— Нет, Саймон. Я не…
Герцог поцеловал ее, и она тут же сдалась и ответила на его поцелуй. Наконец отстранившись от нее, чтобы окончательно не потерять голову, он прошептал:
— Скажи еще раз то, что сказала недавно.
Она недовольно выдохнула:
— Я люблю тебя, Саймон.
— А теперь еще раз, сирена.
Джулиана колебалась, и ему показалось, она сейчас отстранится, но этого не случилось. Напротив, она обвила руками его шею и, запустив пальцы ему в волосы, грудным голосом проговорила:
— Ti amo.
Когда она произнесла эти слова на своем родном языке, он понял, что услышал чистейшую правду. И эта правда опьянила его. Сейчас он отдал бы все на свете, лишь бы Джулиана никогда не переставала любить его.
— Поцелуй меня еще, — прошептала она.
И тотчас же его губы прижались к ее губам.
Он целовал ее снова и снова, крепко прижимая к себе, и она с готовностью отвечала на его поцелуи. Они целовались так долго, словно впереди у них была целая вечность, и она не уступала ему ни в чем — была такой же страстной и нежной, как Саймон.