— Полагаю, что результат твоего визита удовлетворительный.
Саймон замер, услышав эти слова. Затем повернулся и посмотрел в холодные серые глаза матери — он не слышал, как она вошла.
— Да, — ответил герцог, поднявшись.
— Маркиз дал свое согласие?
Саймон прошел к буфету.
— Да, дал. — Он повернулся к матери со стаканом скотча в руке. — Считай это празднованием.
Мать молчала, не сводя с него взгляда. Но о чем же она думала? Он никогда не понимал, что таилось за ледяной маской женщины, давшей ему жизнь.
— Скоро ты станешь свекровью. — Саймон помолчал. — И вдовствующей герцогиней.
Она не клюнула на его наживку. Впрочем, как всегда. Коротко кивнув, спросила:
— Когда ты собираешься получить специальное разрешение на венчание?
Две недели! Саймон прикрыл глаза, отгораживаясь от этой мысли. Сделав глоток скотча, спросил:
— А ты не думаешь, что сначала я должен поговорить с самой леди Пенелопой?
Герцогиня презрительно фыркнула, словно этот вопрос оскорбил ее.
— Герцоги брачного возраста не такое уж частое явление, Лейтон. Пусть радуется, что ей так повезло. Просто покончи с этим поскорее.
«Просто покончи с этим поскорее». В холодном недрогнувшем материнском голосе прозвучало требование. Требование и ожидание. Конечно же, она считала, что ее сын сделает все необходимое для того, чтобы сохранить доброе имя семьи.
Саймон вернулся в свое кресло и намеренно вальяжно развалился в нем.
— Мне незачем вести себя как животное, мама. Я буду ухаживать за девушкой. Она заслуживает немножко чувства, ты так не считаешь?
Мать не шелохнулась. И ее холодный взгляд не выдал никаких чувств. Что ж, ничего удивительного. Чувства и эмоции аристократии ни к чему. Эмоции — это для простолюдинов.
Саймон никогда не видел, чтобы мать демонстрировала хоть какие-то чувства. Однажды он услышал, как она сказала, что веселье — это для тех, кто ниже их по происхождению. А когда Джорджиана была ребенком, веселым и смешливым, герцогиня с трудом выносила ее.
«Старайся не походить так на простолюдинку, дитя, — говорила мать, чуть скривив губы — это была ее единственная демонстрация чувств. — Ты же из семьи герцога Лейтона…»
В конце концов Джорджиана стала чрезвычайно серьезной — прежняя радость и безудержное веселье покинули ее навсегда. И неудивительно, что сестра сбежала, когда узнала о своем положении.
Да и он, Саймон, был немногим лучше матери.
— Ты же сестра герцога Лейтона! — сказал он Джорджиане.
— Саймон… это была ошибка.
Он едва расслышал ее шепот.
— Лейтоны не совершают ошибок!
И он оставил ее там, в йоркширской глуши. Оставил одну.