Услышав тихий шепот по-итальянски, Саймон остановился у двери стойла.
Стоя спиной к нему, Джулиана чистила свою лошадь скребком с жесткой щетиной. Когда же она стала расчесывать длинную белую гриву кобылы, та тихонько заржала от удовольствия и уткнулась носом в плечо хозяйки.
— Она даже не поняла, что я была там, — прошептала Джулиана по-итальянски, проводя скребком по широкой спине лошади. — Возможно, она даже не помнит о моем существовании.
Потом наступила тишина, и единственным звуком был тихий шелест ее смелого шелкового платья — полной противоположности ее печального шепота. Сердце Саймона сжалось от сострадания к ней. Ведь когда тебя бросила мать — это одно, но каким сокрушительным ударом должно было стать то, что мать походя отреклась от их жизни вместе.
— Впрочем, мне все равно, признает ли она меня вообще, — со вздохом прошептала девушка, и Саймон, услышав ложь в этих словах, почувствовал, как что-то сжалось у него в груди, так что даже трудно стало дышать. — Наверное, теперь мы можем вернуться в Италию, Лукреция, — продолжала Джулиана. — Может, теперь Гейбриел поймет, что мне не следует оставаться здесь.
Эти шепотом произнесенные слова, такие искренние и полные печали и сожаления, чуть не стали его погибелью. Прежде он считал, что она получала удовольствие от скандалов, следовавших за ней по пятам. Он думал, что она радовалась скандалам, провоцировала их. Но теперь, стоя в полутемной конюшне, Саймон наконец-то стал осознавать: скандал вовсе не ее выбор, скандал — ее бремя, ее крест.
— Не думаю, что ваш брат позволит вам уехать, — сказал он по-итальянски.
Джулиана резко развернулась к нему, и он заметил страх в ее огромных голубых глазах. Но страх тут же сменился раздражением, и она спросила по-английски:
— Вы давно здесь?
— Достаточно давно.
Она окинула взглядом стойло, словно искала путь к бегству. Словно боялась его. Но потом, похоже, вспомнила, что не боится никого и ничего. И, прищурившись, заявила:
— Подслушивать нехорошо, ваша светлость.
Он прислонился к дверной стойке и тихо сказал:
— Можете добавить это к списку моих недостатков.
— В Англии не хватит бумаги, чтобы перечислить их все.
Он с усмешкой ответил:
— Вы ранили меня в самое сердце, мисс Фиори.
Она нахмурилась и снова повернулась к своей лошади.
Потом пробурчала:
— Ваша светлость, разве вам никуда не надо?
Герцог пожал плечами.
— Я был приглашен на обед, но он слишком рано закончился.
— Судя по всему, было ужасно скучно, не так ли? Разве вам не хочется в ваш клуб? Могли бы рассказать там о сокрушительном ударе по нашей репутации другим надменным аристократам в облаке сигарного дыма, за стаканом скотча. И вообще, наверняка у вас есть дела поинтереснее, чем стоять в конюшне и смотреть, как я чищу свою лошадь.