— А как насчет Коротышки Элдгрима? — спросил я, пока стоявший рядом Бьельви натачивал свой лекарский ножик.
Хрольв опасливо покосился на его приготовления и нервно облизнул потрескавшиеся губы.
— Это такой маленький, что ли? А, ну да… Он же вроде был из ваших.
Фиск умолк, потряс головой и попытался было сплюнуть. Однако у него ничего не вышло: во рту пересохло — судя по всему, парень здорово дрейфил.
— Этот христианский священник здорово над ним издевался. Все пытался выведать какие-то подробности. Я видел, как его пытали огнем. Говорил: чтобы мозги прочистить.
Он бросил на меня взгляд и поспешно добавил:
— Мне это не нравилось, Орм. Я считал, что так нельзя.
— Но ничего не сделал, чтобы помешать! — напомнил я и со злорадным удовольствием увидел, как Хрольв поежился.
— Ну, и где сейчас Коротышка? — повторил я свой вопрос.
— Ушел, должно быть, — ответил Фиск. — Я его видел поблизости. Потом закрыл глаза, а когда открыл, его уже здесь не было.
— Так ты уверен, что он не спустился в подземелье?
Хрольв неопределенно махнул рукой.
— Кто его знает? Брондольв точно внизу. Так сказали люди, которые поднялись оттуда.
Он наконец-то набрал достаточно слюны, чтобы сплюнуть.
— Эти подонки сбежали. Рассказали, будто Ламбиссон совсем свихнулся, и они его бросили. Якобы это ваш Коротышка его проклял… Меня они тоже бросили, потому что я не мог идти. Представляешь, здоровые такие славяне, человек десять или больше, и никто не согласился меня нести. Сволочи, одно слово… Они слишком боялись этих чокнутых женщин, которые постоянно обстреливали нас из луков… Послушай, Орм, я сказал все, что знал. К чему этот нож?
— Чтобы тебя лечить, тупица! — рявкнул Бьельви. — Я, конечно, могу не трогать отмороженные места — оставить все, как есть. И тогда болезнь сожрет твое лицо и ноги…
Опустившись на колени, я заглянул в широкую круглую дыру, уходившую в глубь земли. Края отверстия были свободны от наносов ила. Очевидно, во время наводнения вода поднялась недостаточно высоко, чтобы закрыть вход в могильник. И кто-то об этом узнал. Эти люди пришли сюда и аккуратно сняли тяжелые плиты, которые прежде покрывали крышу гробницы. Я разглядел, что плиты лежат на хитро устроенной решетке из толстых расщепленных бревен. В таком безлесном месте, как это, подобные бревна сами по себе представляли немалую ценность. Они стоили не меньше того серебра, которое прятали под собой. А ведь их еще требовалось доставить сюда из далеких краев. Древесина была очень хорошей, даже минувшие пять столетий не источили ее. Я огляделся в поисках удаленных бревен и не обнаружил их в пределах видимости. Наверное, сожгли.