Я посмотрел на Финна, и он улыбнулся мне потрескавшимися губами. Если ему и пришла в голову мысль о бесполезности рунного меча, то он никак ее не выразил. Просто вытер кровь с губ и произнес:
— Вот мы и снова здесь, юный Орм.
И я побрел через снежные торосы к замерзшему острову, а остальные последовали за мной. Что мы там увидели, я уже рассказывал — брошенные повозки и ведущее внутрь отверстие.
Потому что никакой это был не остров…
Мы стояли на крыше могильника Аттилы.
Там же, на острове, мы обнаружили и единственного живого человека из дружины Ламбиссона. Им оказался Хрольв Эриксон по кличке Фиск, то есть Рыба. Прозвище свое он получил за то, что однажды в шторм переплыл залив, держа в зубах конец каната. Другой конец был привязан к терпевшему бедствие драккару с командой на борту. Благополучно добравшись до берега, Хрольв закрепил канат и тем самым спас своих товарищей. Многие из нас знали Фиска и от души порадовались тому, что нашли его хоть и не вполне здоровым, но, по крайней мере, живым. Все-таки он был неплохим парнем, хоть по ошибке и очутился в стане наших врагов.
— Эх, надо было мне так и сидеть на берегу, — вздыхал Хрольв, пока Бьельви осматривал его, а затем копался в своих горшочках со всяческими мазями и притираниями. — Так нет же, понесло снова на корабль. Вот и попал сначала в Бирку, а оттуда — прямиком в эту беду.
— Напротив, тебе надо было держаться подальше от земли, — мрачно возразил Бьельви. — Плавал бы себе на драккаре, сохранил бы все пальцы на ногах… да и кончик носа не пришлось бы отрезать.
— Зато ты возлежишь на таком ложе, какому любой конунг позавидует, — вмешался Сигурд. — А нос — не та штука, о которой стоит жалеть.
Хрольв Фиск рассмеялся, ибо действительно лежал, закутанный в кучу тряпок и мехов, поверх целой кучи серебра. Этим добром, поднятым из гробницы Аттилы, были нагружены три телеги. При виде такого богатства у наших людей глаза на лоб полезли. Они кинулись рассматривать потемневшие от времени серебряные кувшины и чаши, перебирать пригоршни монет и с упоением занимались этим до тех пор, пока Добрыня с Сигурдом не отогнали их прочь от повозок.
Если верить Хрольву, выходило, что четыре дня назад Ламбиссон спустился в гробницу, да так там и остался. Впрочем, насчет четырех дней Фиск мог и напутать, поскольку сам признался, что с тех пор, как его сморила лихорадка, он то и дело впадал в забытье. Ламбиссон отправился под землю вместе со своими людьми, и вначале они исправно поднимали на поверхность ведра, наполненные серебром. Но три дня назад все прекратилось, и с тех пор оттуда ни слуху ни духу. То есть люди-то вернулись, а вот что с Ламбиссоном — непонятно.