Я слышал, как Гизур принялся подгонять братьев, заставляя снова садиться за весла. И сказал, между прочим, что это не случайная победа. Во всем этом он, мол, видит верный знак того, что Один нам благоволит. А также доказательство того, что наши сокровища не имеют никакого отношения к Фафниру и, следовательно, не несут на себе проклятия.
— А вам не приходит в голову, — вмешался Оспак, — что Один ждет от нас большей смелости? Может, он хочет, чтобы мы вернулись и забрали остальные сокровища из гробницы Аттилы?
У кого-то эта мысль — вернуться и начать все сначала — исторгла стоны. Но были и такие, кто согласно закивал головой. И тогда я решил, что настала пора раскрыть тайну. Я сделал шаг вперед и остановился, ощущая на себе взгляды побратимов.
Я начал говорить и рассказал то, о чем молчал с самого момента нашего бегства из степи. В тот злополучный день мои товарищи поспешили унести ноги от могильника Атли, со всех сторон окруженного мужененавистницами. Я же, как вы помните, задержался, наблюдая за этими странными женщинами с вытянутыми головами и их предводительницей по имени Амасин. Я видел, как она шагнула ко входу в гробницу, держа в каждой руке по рунному мечу. Как спустилась вниз, оставив своих подруг на берегу замерзшего озера.
Очень скоро я услышал звуки ударов, будто под землей что-то рубили. Если меч Амасин был столь же хорош, как и мой, он тоже мог запросто разрубить наковальню. А уж если пустить в ход оба клинка одновременно, потребуется совсем немного времени, чтобы перерубить каменные опоры, державшие свод подземелья. Думаю, так она и поступила… И полагаю, добилась успеха, даже не успев запыхаться или зазубрить лезвия мечей.
Тогда я повернулся и побрел прочь, догоняя товарищей. Мороз пробирал до самых костей. Я шел, ощущая в душе холод и пустоту. Но помимо холода и пустоты, я чувствовал огромное облегчение.
Я был уже довольно далеко, когда послышался шум обвала. Впрочем, возможно, это просто кровь шумела в моих ушах. Ибо приходилось поспешать, чтобы нагнать побратимов, а это нелегкое дело посреди замерзшей степи. Особенно для человека, измученного холодом и многодневной голодовкой.
Однако же мы все слышали тот долгий и протяжный вой, от которого кровь стыла в жилах. Я еще тогда понял его значение: это был не просто воинственный клич — таким образом степные амазонки отдавали последнюю дань своей ушедшей предводительнице.
Я словно воочию увидел, как оседает и рушится огромная юрта из дерева и камня. Трещит лед, крутится и шумит темный поток речных вод, устремившийся внутрь. Он сметает и поглощает все на своем пути — горы серебра, многовековую грязь, пожелтевшие от времени кости… И маленькую фигурку женщины, выполнившей последнее предназначение. С чувством исполненного долга она падает у ног Аттилы, своего великого повелителя.