После этого, можете себе представить, они обливаются холодной водой, а то и валяются в снегу. Русы проделывают это ежедневно и без всякого принуждения! Столь странный вид самоистязания у них называется купанием. Воистину, даже христиане из Великого Города не столь фанатично блюдут чистоту.
Надо ли говорить, что мы без колебаний отклонили предложение Творимира и остались в избе. Сидели возле уютной печки, выковыривали соль из изящной резной солонки, посыпали ею добрый хлеб и запивали все это пивом. Мы степенно беседовали о наших общих знакомых, говорили о том, какая знатная рыбалка на озере Ильмень, затем заспорили о том, сколько рек впадает в озеро — в конечном счете насчитали пятьдесят две реки, хотя вытекает лишь один Волхов.
Приятная беседа естественным образом перешла на торговые дела. Мы стали обсуждать, кто из славян чем торгует и какие новые товары появились в последнее время на рынке.
Тут Творимир нахмурился и заявил, что пора торговли уже почти закончилась.
— Ильмень рано замерзает, — пояснил он, — и скоро уже ни одна лодка не сможет пройти по Волхову. Если у вас есть рабы-северяне, то вы, очевидно, захотите продать их на юге. Из наших торговцев сейчас лишь один хочет плыть в южном направлении. Это Такуб.
Тут все зашевелились, а Финн проворчал что-то нелестное в адрес Такуба. Этого человека мы знали… и даже слишком хорошо. Несколько лет назад нам впервые довелось с ним столкнуться. Тогда Эйнар Черный тайком увел часть своих людей на поиски могильника Аттилы. Остальные побратимы остались в дружине Святослава, и мы почти не сомневались, что с ними все будет в порядке. Ан нет! Князь Святослав жутко рассердился и в назидание Эйнару продал оставшихся норманнов в рабство. Такуб как раз и был тем человеком, который купил наших побратимов у русского князя. Позже он перепродал их (надо думать, с немалой для себя выгодой) серкландскому эмиру. Для нас — уцелевших после смерти Эйнара — это имело неприятные последствия: нам пришлось тащиться на край света и с большими трудностями и опасностями вызволять своих товарищей из позорного рабства. Именно в том злополучном походе мы и обрели нашего Козленка.
Мы все еще пробавлялись давними воспоминаниями, когда Иона Асанес заявился собственной персоной. Он вошел в избу, впустив облако морозного воздуха, но обогрев всех нас своею солнечной улыбкой. Квасир тут же облапил его в медвежьих объятьях, а Финн едва не похоронил парня в своей бороде. Когда они наконец отлепились друг от друга, выяснилось, что физиономии у обоих перекошенные.