— Ты уверенна, что нам не нужно поехать в институт и поговорить с профессором Феллингом? — спрашивает он.
— Да, уверена, — абсолютно бессмысленно говорить с кем-то, если решение уже принято, его никогда не изменят. Поэтому мы выходим и идем в направлении магазина для кемпинга, где приобретаем светло голубую палатку и два экстра теплых спальных мешка для нашего путешествия. Кроме того Квинн настаивает на том, чтобы купить в женском отделе Премиум для меня сапоги, пальто, шапку, шарф и перчатки. Когда он наконец расплачивается и протягивает наивной продавщице кредитную карточку отца, я предпочитаю отвернуться.
— Как-то странно при мысли, что я покину купол. Никогда бы не подумала, — говорю я вполголоса на обратном пути к остановке. — Там нет воздуха? Пф, что за странное заявление.
— Ах, не бери в голову. И вообще: со всем этими терактами, возможно, снаружи безопаснее, чем внутри. И если нам все же придется задохнуться, то делать это вместе веселее? — он слегка щиплет меня, пытаясь избавить меня от страха. Он даже не понимает, что в конце я хотела бы оказаться с ним рядом. Имею в виду именно конец. Я лучше умру вместе с ним снаружи, чем с кем-то другим в куполе.
— О, мой умный мальчик! — моя мама бросается ко мне и прижимает меня к сердцу, едва я успеваю переступить порог. Немного неловко пытаюсь выбраться из объятий.
Я говорю привет, и тут уже подходит мой отец, похлопывает меня по спине.
— Да, я такой, — говорю я, хотя мне понятно, что вдруг проявленный интерес ко мне никак не относится к моему возвращению домой.
Затем в зале я вижу причину: Там стоит Президент, Кейн Кнавери собственной персоной, одна рука за спиной, в другой стакан с чем-то. Во время интервью на мониторе в трамвае он выглядел серьезным и решительным. Теперь он кажется расслабленным. Или скорее сказать: навеселе. Он стоит рядом с камином, где вместо старой картины, написанной масляными красками, родители повесили портрет президента. Странно Кейн Кнавери стоит рядом с самим собой. Так всегда происходит, когда он посещает нас. Мои родители меняют картину и ее личность.
— Ха! А вот и он, молодой человек! — президент протягивает мне свою волосатую руку, на каждом пальце которой красуется минимум одно кольцо. — Ну, Каффри младший, поздравляю!
Ты заставляешь родителей гордиться, — он показывает на моих мать и отца, на случай, если я не знаю кто они.
— Спасибо, — я трясу его липкую, всю в кольцах руку.
— Сколько лет тебе сейчас? — он не отпускает мою руку.
— Шестнадцать, сэр.
— Шестнадцать! Ха! По-настоящему ценный экземпляр. Был бы ты двадцатиоднолетним. Джад, дайте мужчине выпивку, — наконец-то он отпускает меня и указывает в сторону бутылки виски на серванте. Мой отец спешит туда и наливает немного янтарной жидкости в стакан.