На сходнях его остановил какой-то человек с глазами, блестящими как бусинки. В произнесенных шепотом словах, с которыми он обратился к Равенелю, как будто не было ничего враждебного.
— Дайте срок! Ведь двадцать четыре часа еще не прошли, надеюсь?
— Не обижайтесь, Гай, — сказал его собеседник, зорко осматривая всех пассажиров, теснившихся на сходнях. — Я просто предупредил вас, что могут выйти неприятности. Вы знаете Валлона.
Позднее, когда Гайлорд пришел к Валлону, тот сказал ему:
— Прошу вас запомнить, Гай, что завтра вечером в этот самый час… — Он многозначительно посмотрел на одежду Равенеля. — Хотите сигару? — спросил он.
Сигара эта была так же тонка, бледна и помята, как тот, кому он ее предлагал. Натянутые нервы Равенеля жаждали табака, однако взгляд его выразил презрение. Ни один человек, преследуемый судьбой и правосудием, не дерзнул бы так насмешливо поднять правую бровь, как это сделал в ту минуту Гайлорд Равенель.
— Как вы называете этот предмет? — спросил он.
Валлон посмотрел на то, что было у него в руках. Он не обладал слишком большой сообразительностью.
— Сигарой, — ответил он.
— Вы оптимист! — заявил Равенель.
Помахивай своей неизменной тросточкой, Гай спокойно вышел из кабинета начальника полиции.
Теперь он стоял на набережной Нового Орлеана, печально прислонившись к большому деревянному ящику. Гайлорду Равенелю было двадцать четыре года, он был красив, изящен, весел и немного жалок.
Он с некоторым удовольствием наблюдал за тем, как экипаж «Молли Эйбл» проталкивает плоскую, неуклюжую тушу «Цветка Хлопка» среди столпившихся в беспорядке пакетботов, барж, пароходов, буксиров и прогулочных яхт. Он перекинулся несколькими фразами с Шульци, в то время как тот с письмом в руке с нетерпением ждал, чтобы «Цветок Хлопка» был введен в док и поставлен на якорь. Равенелю не раз приходилось видеть плавучие театры на Миссисипи и Огайо, но он никогда не вступал в разговоры с актерами. Когда Шульци сообщил ему, что играет любовников, Равенель отнесся к этому скептически.
— Любовников! — воскликнул он, пренебрежительно рассматривая его морщинистый лоб, плохо выбритые щеки, тусклый взгляд и небрежный туалет.
Шульци, как бы извиняясь, пожал плечами:
— Я знаю, что мало похож на любовника. Но я очень расстроен и только что выпил несколько рюмок виски. У нас в театре спиртные напитки строжайше запрещены. Я сейчас получил известие о том, что моя жена заболела и лежит в больнице.
Равенель постарался выразить ему сочувствие:
— В Новом Орлеане?
— Нет, в Литл-Роке, в Арканзасе. Я еду к ней. Это подлость с моей стороны. Но что поделаешь!