Однако, когда через несколько недель «Цветок Хлопка» остановился в Теннесси, Равенель повел Магнолию и Энди в старую кладбищенскую церковь. Стены ее были сплошь увиты виноградной лозой, кладбище, где она стояла, благоухало магнолиями и остролистом, церковные ступени были стерты, а колонны начинали оседать. В стеклянной шкатулке, рядом со старинной библией в кожаном переплете, лежала пожелтевшая от времени бумага. Чернила из черных превратились в серые, но почерк, которым был написан документ, был очень разборчив, и прочесть его не представляло никакой трудности.
«Завещание Жана Батиста Равенеля.
Я, Жан Батист Равенель из Теннесси, находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю сим мою последнюю волю. Все свое имущество я завещаю моим сыновьям. Их у меня трое: старший Сэмюэль, средний Жан и младший Гайлорд. Пусть они вступят во владение им по достижении каждым из них двадцати одного года.
Я хочу, чтобы работа на плантациях продолжалась и чтобы на доходы с них сыновья мои получили соответствующее их положению образование. Пусть они научатся хорошенько читать, писать и считать, прежде чем приступят к изучению латинского языка и грамматики. По достижении совершеннолетия я советую им выбрать специальность и, после соответствующей подготовки, заняться делом. (Я желал бы, чтобы один был юристом, а другой купцом.)
— Как же так? — шепотом спросила Магнолия, оторвав от шкатулки удивленный взгляд. — А третий? Почему тут ничего не сказано о третьем?
— Третий был блудным сыном… Это мой прадед. Все потомки его носят имя Гайлорд. И все — блудные сыновья. И дед мой — Гайлорд Равенель, и отец мой — Гайлорд Равенель, и…
Он раскланялся.
— И ваш покорный слуга.
— Правда? — спросил Энди.
— Клянусь вам!
Склонившись над шкатулкой и слегка нахмурившись, Магнолия медленно разбирала написанные затейливым почерком строки.
«Завещаю сыну моему Сэмюэлю Эшвуду расположенный к югу от реки Камберленд, все земли, простирающиеся на север от вышеупомянутой реки, а также четыреста пятьдесят акров, прилегающих к плантации Уильяма Лаура.
Завещаю сыну моему Жану и всем наследникам его на вечные времена семьсот сорок акров земли в Стумпи Саунд… а также тысячу акров, находящихся…»
Магнолия выпрямилась. Прекрасные глаза ее сверкали негодованием.
— Но как же Гайлорд!
— Что?
Она ни разу еще не называла его по имени.
— Не вы, а тот. Брат Сэмюэля и Жана. Почему он… почему он…
— Потому что это был очень непослушный мальчик, — ответил Равенель, улыбаясь своей чарующей улыбкой.
Магнолия так и потянулась к нему. Смутная жалость и восхищение наполнили ее душу. Склонившись над маленькой стеклянной шкатулкой, молодые люди молча смотрели друг на друга. Энди смущенно кашлянул. Они выпрямились. У них были такие лица, словно их кто-то загипнотизировал.