Он держался с той холодной вежливостью, которая казалась мне столь же губительной и ледяной, как ветер, завывающий над сибирскими заснеженными просторами. Но манеры его оставались безупречными, я даже уверена, что Сибил не подозревала, что происходит между нами.
Вили же, несомненно, все прекрасно знала, я не раз замечала злорадство в ее глазах, однако мне хватало благоразумия не доставлять ей удовольствия своими расстроенными чувствами. Я весело трещала на публике; я оживленно разговаривала с Питером, понимая при этом, что именно он обо мне думает. Он никогда не смотрел мне в глаза, он даже смотрел в мою сторону только во время разговора, но и тогда в его серых глазах блистала сталь.
Иногда мне представлялось, что я угадываю в них разочарование и презрение, и пару раз в такие моменты мне едва удалось сдержать слезы.
Питер по справедливости наказывал меня, и наконец я ощутила, что не могу более переносить такое его отношение.
Вскоре после нашей размолвки с Питером мне позвонил Тим и сообщил, что изобретение его заинтересовало специалистов. Он был взволнован, как мальчишка, и уже бурлил планами.
Конечно, я поздравила его, я и в самом деле была за него рада. Это был его блестящий успех, и конечно же Тим ликовал.
— Вот теперь я долечу до Берлина и задам перца этим проклятым фрицам! — сказал он.
Я вполне могла в это поверить. Меня нисколько не удивит, если Тим даже заслужит высшие награды. Он человек отважный и не страшится ничего — ни людей, ни опасности.
Может быть, поэтому ему были непонятны мои переживания. Впрочем, на самом деле я и не стала делиться с ним своими бедами. Какой в этом смысл? Он виноват не больше, чем я сама. Мне не стоило уезжать с ним; не стоило поддаваться на его уговоры. Я ведь хорошо знала Тима — человека гордого, самолюбивого, не привыкшего к отказам. Тим никогда не сомневался в том, что все его желания должны исполняться.
Возвращаясь памятью к тому, что говорил он мне в тот вечер, я не сомневаюсь в том, что он не стал бы любить меня меньше, а может быть полюбил бы еще сильнее, если бы я стала не его женой, а любовницей. Светские церемонии и церковные обряды ничего не значили в глазах Тима.
Он хотел меня, и все прочее было для него не важно. И все же я не могла не спрашивать себя, а хотел бы он обладать мною так же, если бы мы поженились? По прошествии нескольких лет, когда он привыкнет ко мне и очарование влюбленности потускнеет?
Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Меня волновал только Питер.
Рассказав мне о своем прицеле, Тим сказал, что сегодня же утром улетает на север. Ему надлежало завершить летную подготовку, а в министерство ВВС его могли снова вызвать, если появится такая необходимость.