Мы проработали до половины второго, люди вернулись на свои рабочие места, и только тогда я позволила себе чашечку чая и пирожок с мясом. Чай был хорош, да и пирожок оказался вкусным, хотя мы брали за него всего лишь пенни.
— И что мы теперь будем делать? — спросила я.
— Будем ждать, пока люди не пойдут с работы. Они начинают уходить с половины шестого, но так как на заводе работают посменно, я договорился, что мы будем дежурить до темноты. Теперь нам нужно съездить в деревню и взять очередную партию пирожков и булочек.
— Вы предусмотрительны до мелочей, — проговорила я ворчливо.
— Я всегда работаю эффективно, — уточнил Питер.
— Но не производите подобного впечатления.
— Естественно. Нас, бриттов, с детства учат не выставлять свои эмоции напоказ. И знаете, это совсем неплохо; вам и самой было бы неприятно, если бы мы тут махали руками и трещали без умолку, словно французы или какие-нибудь другие представители романских народов.
Не понимая, дразнит он меня или говорит серьезно, я сказала:
— Как я уже говорила вам, ваше непоколебимое британское чувство собственного достоинства переварить невозможно.
— Когда привыкнете, оно, надеюсь, понравится вам…
Последние слова Питер произнес негромко, и каким-то образом я поняла, что для него они очень важны. Повинуясь порыву, я прикоснулась к его руке.
— Я не ворчу, — сказала я. — Вы великолепны. Я ценю все, что вы делаете, особенно потому, что делаете это против собственного желания.
— Вы и в самом деле так считаете?
— Что считаю?
— Что я не хочу вам помочь! Однажды, Мела, я расскажу вам, сколь много значит для меня это наше предприятие.
— Лучше расскажите прямо сейчас, — потребовала я, но в этот самый момент мы остановились у ресторана и не смогли продолжить разговор.
К семи часам вечера я совершенно лишилась сил. И когда мы возвращались назад в Глазго, я, как мне кажется, даже ненадолго заснула, припав головой к плечу Питера. Помню только, что проснулась от жуткого толчка возле склада, к которому была приписана наша автолавка. Питер взял такси и отвез меня назад в отель.
— А когда выедем завтра? — спросила я.
— Не слишком рано, — ответил он, — около половины одиннадцатого.
— Слава богу! За всю мою жизнь мне еще ни разу не приходилось так основательно потрудиться.
— Привыкнете, — улыбнулся он, — я полагаю, мы проведем здесь несколько недель.
Подумав о том, как горят мои ступни после проведенных на ногах часов и ноют плечи, утомленные неловкой позой над прилавком, я застонала, а Питер усмехнулся:
— Сама напросилась.
— Я не забыла об этом, — огрызнулась я. — Но у меня все тело онемело так, я не чувствую ни рук ни ног.