— То есть участие в каком-нибудь скандале недопустимо для вас?
— Недопустимо! — Промолвил Питер с безрадостным смешком. — А я по горло увяз в скандале, Мела. Уверяю вас, Дурбин опасен, он самый откровенный мой враг. И будет безумием недооценивать тот ущерб, который он в состоянии нанести мне.
— Вот почему ему нельзя позволить причинить вам этот вред.
— Что вы хотите сказать? — спросил Питер, в голосе его слышалось раздражение. Остановившись под уличным фонарем, он опустил чемодан на тротуар. — Подождите минутку, я должен закурить.
Он предложил сигарету и мне, но я отрицательно качнула головой, а когда он зажигал свою, я заметила, что рука его дрожит. В этом было нечто трагическое.
Я подумала о том, что Питеру пришлось пережить, о ране, полученной им под Дюнкерком, о планах, которые он строил на будущее, и о том, как, несмотря на его сопротивление, я навлекла на него эти неприятности.
— Питер, — проговорила я. — Мне кажется, вы не совсем понимаете то, что я пытаюсь сказать вам.
— Простите меня, Мела, — ответил он, стараясь, чтобы голос не выдал его огорчения. — Неужели я стал такой бестолковый? Должно быть, случившееся просто выбило меня из колеи. Наверно, мне следовало предвидеть нечто подобное, однако после драки кулаками не машут.
Он бросил спичку в придорожную канаву, и она, зашипев, погасла.
— Итак, что вы пытаетесь сказать мне? — спросил он голосом, в котором не было ни капельки интереса.
— Я предлагаю выход, который позволит вам избежать любого скандала, и вы не будете думать о вреде, который может вам нанести этот ваш Дурбин.
— Вы говорите загадками. Согласен, и что же это за выход?
Ощущая, что слова просто застревают у меня в горле, я не произнесла, а скорее выдавила их:
— Ответ прост: я действительно должна стать вашей женой.
Питер молчал, и мне показалось, что он ошеломлен подобной идеей. А потом спросил странным, незнакомым мне голосом:
— Вы это серьезно?
— Вполне, — ответила я. И тут только заметила, что сердце мое колотится с отчаянной быстротой. Мной владело странное чувство — не то чтобы испуг, но как если бы я прыгнула куда-то в непроглядную тьму, будучи не уверенной в том, где приземлюсь.
— Но вы, конечно, осознаете, что делаете? — произнес Питер голосом тихим и серьезным, и я заметила, что он чрезвычайно растроган.
— Конечно, — ответила я, глядя ему в глаза.
Он казался мне совершенно нелепым в своем жутком пальто и кепи, однако на лицо его уже вернулось обычное непроницаемое выражение, и я подумала, что, должно быть, я ошиблась и он воспринимает мое предложение как вполне естественное в этой ситуации.