Когда она вчитывалась в роль Офелии, ее поразила бессвязность этого бреда, дикие скачки воспоминаний, неожиданные переходы от одного настроения к другому… И эта красная нить эротических мечтаний, эта навязчивая идея, которая сверкает среди спутанного клубка мыслей… О, как знакома ей эта картина! Бедная, необразованная девушка, наблюдавшая жизнь не из книг, лучше многих развитых людей могла оценить гениальность Шекспира. Образ несчастной «дурочки», как живой, стоял перед нею, когда она учила Офелию с Репиной…
— Не то… не то… Что ты делаешь?.. Разве так можно? — говорила ей актриса, не дерзавшая отойти от традиции. — Что это за угловатые жесты? Ты забываешь, что Офелия родилась во дворце?
И Надежда Васильевна безропотно подчинялась. Но ведь она понимала, что в безумии, как и в смерти, все люди равны… и что несчастие срывает с души человека все уборы, всю мишуру и прикрасы, как злой ветер поздней осенью оголяет лес. И стоит человек перед Богом, нагой и смиренный, презрев суету жизни пред лицом Вечности.
«Я так именно и буду играть Офелию», — говорит она себе.
Дрожь пробегает по худым смуглым плечам. Как сыро в комнате!.. Надежда Васильевна опускается на колени. В изголовье висит маленький образок в серебряной оправе. Дедушка благословил ее им на новую жизнь.
Подняв сложенные руки, она страстно молится, и слезы бегут по ее щекам… Она одна. Одна в чужом, враждебном городе, который ей надо покорить во что бы то ни стало. Какой страшный шаг!.. Какой трудный путь!.. Одолеет ли она его, одинокая, без друзей и покровителей, окруженная интригами, завистью и предубеждением?.. Случай и каприз прекрасной женщины выхватили ее каким-то чудом из темной, безвестной ямы, указали ей путь в гору и сказали: «Иди!..»
И она идет. Она уже не может остановиться. Сама судьба обрекла ее на эту жизнь, полную борьбы и страданий, не понятных толпе… Но хватит ли у нее силы достигнуть вершины?
Одно она знает ясно: нет дороги назад!
Она вспоминает, как она была маленькой, и дедушка по вечерам сажал ее к себе на колени и рассказывал сказки. Она воображала себя лягушкой-царевной, Аленушкой, спасавшей братца, или царевной со звездой во лбу, которую несет на себе серый волк… Сердце билось. Алели щечки. Горели темные глаза… И ночью она кричала или плакала, пугая больную мать. Слушая деда, она забывала о побоях отца, об обидах и драках ее уличных подруг…
Сцена для нее теперь та же сказка. В искусстве вся ее жизнь. Это кумир ее, для которого все жертвы легки. И что бы ни ждало ее впереди: унижения, зависть, обиды, насмешки, неудачи, — она вынесет все. Она останется здесь, на подмостках, хотя бы простой статисткой. Но не покинет этого волшебного мира вымысла, где портнихи становятся королевами; где одинокие и робкие царят и повелевают; где скромные и целомудренные произносят слова страсти; где рыцари бьются за своих дам; где все живут приподнятыми, яркими чувствами, забывая о тусклой жизни, о голоде, нужде, об одиночестве, о горьких слезах обиды…