Тогда, побледнев, с мучительно бьющимся сердцем, он просит ее быть его женой.
Вот он сказал ей, Наконец, эти слова, которые все эти два месяца горели в его душе.
Она глядит на него, не понимая. Потом, ахнув, закрывает лицо руками и снова начинает рыдать.
Он вздыхает и отходит к окну.
— Я знал, что ты не согласишься. Забудь эти слова!
Она вдруг открывает залитое слезами лицо. Глаза ее сверкают.
— Нет, постой!.. Поди сюда… Ближе!.. Сядь рядом… вот так… И смотри мне в глаза, — страстно, властно говорит она, беря в руки его лицо и впиваясь в него взглядом. — Кто тебя научил этому? Кто тебе это подсказал?
Его ресницы опускаются.
— Смотри на меня! — исступленно вскрикивает она. — Зачем прячешь глаза?.. О, Господи!.. ничего в них не вижу… Точно в колодец гляжу. Дна не вижу, души твоей не вижу… только свое лицо…
— Так и надо, — шепчет он, тихонько обнимая ее. — Ничего там нет, кроме тебя…
— Это жалость, Володя, говорит в тебе. Не любовь. Но как смеешь ты жалеть меня? Ведь это обида, обида… Разве я просила у тебя жалости? Только любви…
— Это любовь, Надя…
— Нет… Так любить меня ты не можешь. Если б мне было семнадцать лет, я бы тебе поверила. И была бы счастлива. Знаешь ты, сколько мне лет?
— Мне все равно. Я люблю тебя.
— Нет… Этим не шутят. Я скоро стану старухой. А ты будешь связан по рукам и ногам… Встретишь другую, полюбишь молоденькую… Пожалеешь, проклянешь… моей смерти пожелаешь….
— Что ты? Что ты, Надя?.. Побойся Бога!
— …не покажешь вида… Нет! Ты, добрый… Но думаешь, я-то не угадаю? Не почувствую?
— Надя… Что же я должен делать?
— Ах, уйди!.. Оставь меня!.. Нет, нет, постой!.. Не уходи, Володенька… Обними меня!.. Милый, милый… благодарю тебя за твою доброту, за твое благородство!.. Только… не надо мне его! Люби меня просто, беспечно, ни о чем не гадая, не жалея меня, не утешая ни в чем… Понимаешь? Самого себя люби во мне, свою радость… как… (…любили меня все другие до тебя, когда я была молода), — хочет она сказать. Но слова замирают на устах…
И в отчаянии, прижав к груди его голову, она заканчивает разбитым голосом, от которого дрогнуло сердце Хлудова:
— Ничего больше не прошу у тебя… Ничего!
Пора уже возвращаться на хутор, но у Надежды Васильевны нет силы разорвать очарованный круг и вернуться к действительности.
Они живут здесь, отрезанные от всего мира, не разлучаясь ни на один час. Их комнаты рядом, но одна всегда пуста, и постель в ней не смята. Как муж и жена. Как сладко звучат эти слова в душе Надежды Васильевны! Внезапно вошла в нее мечта, и бороться нет сил с ее очарованием.