Громкий стук разбил мои мысли на мелкие осколки. Они разлетелись, как разлетаются в разные стороны куски арбуза, упавшего с грузовика на землю. Кого это принесла нелёгкая.
— Откройте, — произнёс меж тем голос, показавшийся мне знакомым. Да ведь это Курбанов? Нет, не может быть.
— Открывай дверь, затворник, и принимай дорогих гостей.
От этих слов я окончательно пришёл в себя. Курбанов и с ним ещё гости, которых он называет «дорогими». В полной растерянности я открыл дверь.
И остолбенел. За спиной улыбающегося во весь рот Курбанова я увидел родителей Кумыш. Это было так неожиданно, а может быть у меня был такой дурацкий вид, что все, посмотрев на меня, заулыбались, дав мне тем временем кое-как прийти в себя.
— Входите, входите, — выдавил я наконец из себя. Вот так ситуация! Ну и болван же я. Думал о воде и о своём дипломе, и совсем забыл о таких людях, как отец и мама моей Кумыш. Ну, хорошо, забыл, а они приехали, но что мне делать? Поговорить ли с ними здесь, идти ли с ними в дом?
Я готов был провалиться сквозь землю.
Родители Кумыш внимательно смотрели на меня. Не знаю, сколько бы мы стояли так, молча, если бы не Курбанов. Заметив, что я не могу вымолвить ни слова, он сказал сам:
— Извини меня, Ашир, что я вчера не смог посетить ваш праздник. Ко мне приехали мои самые дорогие гости — а поскольку полковник и его жена не только для меня всегда желанные друзья, но и твои ближайшие родственники, то ты, надеюсь, не обиделся.
Я посмотрел на отца Кумыш. Значит он и в самом деле стал полковником. Сейчас он был в штатском костюме, который ему, на мой взгляд, шёл всё-таки меньше, чем форма. Впрочем, может быть мне это показалось, потому что я впервые увидел его в штатском. За эти годы он раздался, возмужал, а плечи у него были такой ширины, что даже мой бригадир Байрамгельды не смог бы с ним сравниться. Полковник Аймурадов! Я до сих пор помню, как он огрел меня плёткой — тогда, бог весть сколько лет назад, когда застал меня и Кумыш обнимающимися на берегу Секизяба.
Как давно это было и сколько воды унеслось с тех пор в реке. Полковник смотрел мне прямо в глаза и, похоже, был доволен тем, что увидел. Видимо, он тоже думал о том же, о чём и я. Так или иначе, осмотрев меня всего, он крепко стиснул мне руку и сказал:
— Ну, здравствуй, Ашир. Вымахал ты, хоть куда. Не забыл ещё, как я тебя огрел тогда плёткой?
Он улыбался и я тоже.
— Нет, — ответил я. — Не забыл.
— Не обижаешься на меня?
— Нет, — произнёс я снова. — Не обижаюсь.
И это была чистая правда. Я уже давно не обижался на тот давний удар, а забыть его не мог совсем по другой причине, по которой не забуду до самой смерти: ведь то был день, когда я впервые в жизни обнял свою Кумыш и почувствовал, как бьётся её сердце совсем рядом с моим Нет, я давно уже не обижался на отца Кумыш, более того, я чувствовал себя даже в чём-то виноватым перед ним. Ведь кто знал, чем это может кончиться и кто знает, как поступил бы когда-нибудь я сам, застав свою дочь в чьих-то объятиях едва ли не у всех на глазах.