— Ни о чём не беспокойся, сватья, — гордо ответил мой отец. — Деньги у моей Соны — как пыли под под ногами. Да и вообще она у меня молодец.
Мама так и засветилась от похвалы.
— Вот именно, — повторила она. — Как пыли. А кроме того, у нас и жених — чистое золото, дороже всех денег на свете. Любая девушка будет счастлива, заполучив такого.
Это было очень похоже на базарные торги, где каждый продавец нахваливает свой товар. Можно было бы только посмеяться над всем этим, если бы товаром вдруг не оказался я сам.
— Кто говорит, что ваш парень плох? — удивилась тётушка Огульсенем. — Но наша девушка — это… это… — Она закатила глаза и зачмокала губами, словно не находя слов. — За такую, сколько не давай калыма, сколько не неси подарков — не прогадаешь, приведя такую в дом. Свежа, как утренняя роза, невинна, как только что вылупившийся цыплёнок. А уж работница, а уж искусница. И во всём и всегда — впереди, и во время посева и во время уборки. А какие ткёт ковры, какие вышивает тюбетейки. И никуда без меня ни шагу. Парни просто глаз с неё не сводят, любой голову бы отдал, чтобы в женихах оказаться.
Отец слушал тётушку Огульсенем несколько недовольно. Он подошёл к машине, выключил двигатель, затем сказал:
— Знаем, всё знаем, сватья. Не была бы невеста и впрямь так хороша, не стал бы такой человек, как я, искать родства с вами.
Тётушка Огульсенем очень искусно изобразила обиду.
— По правде сказать, если бы не вы, Поллы-ага и Сона, ни за что не отпустила бы нашу птичку из дома. Ведь ей и у нас не плохо. А кроме того… — она словно колеблясь, понизила голос, — даже не знаю, говорить ли… вы, конечно, люди уважаемые, работящие, а ваш сын, похоже, белоручкой вырос.
— Это мой-то Ашир — белоручка! — От возмущения отец даже стал как-то выше ростом. — Ашир — белоручка! Да такого парня во всей Туркмении не найти, Без пяти минут инженер, а работает — заглядишься. Нет такого механизма, которого он не знал бы, как собственные руки. Нет, сватья, такой разговор не к месту. Мы своего сына никому не навязываем. Была бы голова, а папаха найдётся. Вон докторша, Кумыш эта, ни на кого и глядеть не хочет, глаз с Ашира на спускает, на всё для него готова. Нет, сватья, нет — с таким сыном в любую дверь постучи — нигде не откажут.
— Вот именно, — вставила, наконец, своё слово и мама; на этот раз она поддержала отцу совершенно искренне. А потом с укором обратилась к тётушке Огульсенем:
— Неужели не вывелись ещё люди, которые белое могут назвать чёрным? — чувствовалось, что она оскорблена на самом деле.
А отец, окончательно войдя в роль, стал уже расхваливать не меня, а самого себя. Широким жестом он обвёл наш двор: