– Значит, эту сумму ты кладешь в бюджет Невидимой Службы, – резюмировал Сергей. – А то мало ли, вдруг потребуются срочные траты и не будет времени бежать куда-то за деньгами. Тебе за расторопность записываю премию в двадцать рублей, выдам вместе с очередным окладом. Согласна?
– Да кто я такая, чтобы своим несогласием… То есть согласна, ваше величество, извини за многословие.
– Ладно, а теперь давай подробнее, чего ты там говорила про дни, недели и месяцы, я как-то не до конца понял.
– Говорила я, что в ближайшие два месяца Лиза будет давать тебе не чаще двух раз в неделю и всего по одному разу за ночь.
– Это почему же? – на всякий случай спросил Сергей, хотя в глубине души был согласен с только что услышанными ограничениями.
– Да потому, что твои медики немецкие, коих ты все равно прогнал из дворца, в гроб тебя загонят, пытаясь вернуть мужскую силу! А ты ее точно растеряешь, если и дальше будешь из себя молодого кобеля изображать. В общем, тут ты мне, будь добр, не перечь, а слушай дальше. Нагадала я цесаревне на угольях, что когда ты попросишь ее принять участие в судьбе пяти дев, молодых да пригожих, ей следует со всем рвением к этому отнестись и окружить их заботой, тогда не уйдешь ты от нее ни к кому.
– Ладно, уговорила, не уйду. Еще что-нибудь было?
– Было, государь, не торопись. Сказала я Лизавете, что ежели она тебе изменит, то ты, даже про это не прознав, все равно тут же к ней навсегда охладеешь, ибо обряд мой сразу станет недействительным. Ох, и до чего же у нее личико-то скорбное стало! Но обещала блюсти себя.
– Зачем? – пожал плечами молодой человек. – Я не ревнив, а от нее не убудет.
– За тем, чтобы ты, ваше величество, невзначай на конец свой царственный дурную болезнь не намотал.
Сергей хмыкнул, но, разумеется, не стал говорить бабке про ампулы с антибиотиками, лежащие в контейнере, в том числе и на подобный случай. Береженого, как говорится, Господь бережет, да и сказано в Писании… Тьфу, зараза, вот ведь привязались-то как Феофановы нравоучения!
За всеми этими размышлениями дорога до Ново-Преображенского дворца прошла незаметно. Уже и приехали, подумал Новицкий, но оглянулся и понял: нет, еще не совсем. Карета с пятью «пригожими девами» опять застряла в весенней грязи, далеко не первый раз за сегодня. К ней, заранее выражаясь не самыми цензурными словами, поворачивали коней шестеро семеновцев из конвоя – вытаскивать.
Сергей опасался, что Елизавета не пожалеет сил на организацию пышной встречи, и заранее приготовился подавлять зевоту, но ничего такого не потребовалось. Кажется, тетка оказалась более чутким человеком, чем можно было предполагать, мельком подумал император. Тут он, конечно, был прав, но все-таки основная причина скромности цесаревны лежала в несколько иной плоскости. А именно – в финансовой. Хоть Остерман и прислал ей денег на дорогу и первое время в Москве, упрекнуть вице-канцлера в безудержной щедрости до сих пор не получалось ни у кого, и дочь Петра Великого не была исключением. Кроме того, посещение бабки-ведуньи пробило основательную брешь в и без того умеренном бюджете, так что, поразмыслив, Елизавета с Маврой решили не потрясать гостя роскошью, а, наоборот, даже слегка подчеркнуть свою честную бедность, которая, как известно, не порок. Тем более что Андрей Иванович сказал: у молодого царя с деньгами сейчас совсем неплохо. Причем не только из-за увеличения сумм, отпускаемых Советом на содержание императорского двора, но и благодаря личным усилиям его величества. Авось царь и войдет в тяжелое положение своей подруги детства и просто родственницы.