А потом Таня стала оставаться у Жени ночевать. То они празднуют окончание экзаменов и поздно идти, то просто ехать лень. «Ты бабушке не говори, она волноваться будет». Это у них такая была волшебная фраза, на самом деле совсем не для бабушки. Она означала, что все в порядке, Шуре именно не надо волноваться, но она как бы тоже подружка и заговорщица. «Ну а что там, Танечка, за народ у вас?» – «Ой, мам, да разные! Девочки все наши, двое мальчишек из политеха, один есть такой забавный, такие песни сочиняет! Сам на гитаре играет и поет, вот подожди, я тебе сейчас слова вспомню!»
Шура чувствовала, что забавный с гитарой это не тот, который Танин, но спрашивать боялась. А Таня сама по своей жизни ходила на цыпочках, чтобы не расплескать. Ночью ей не спалось, она приходила к Шуре под бок, обнимала тонкими руками: «Я тут погреюсь у тебя?» Потом засыпала быстро, как маленькая, и Шура лежала, не дыша и не шевелясь. Таня не сделает ничего плохого, она же Таня. Но кого-то она уже обнимала сегодня вот этими самыми руками, прежде чем материализоваться между домом и качелями?
Шура забрала бабушку и уехала в сад, у Тани была практика, она приезжала на выходные отъедаться. Худющая! «Что ты там ешь?» Пихали с собой обратно огурцы, картошку раннюю, кабачок. Таня все покорно забирала, но дома ничего не готовила. Вся она была такая тоненькая, прозрачная и невесомая, как бабочка-капустница. Как будто все время подсвеченная солнцем. Ходила легким танцующим шагом, курточка трепетала за плечами, как крылышки. Шла утром на автобус, нагруженная кошелками с овощами, но несла их, как будто пустые. Оборачивалась, махала рукой. Шура, бабушка и Фрося смотрели ей вслед с крыльца. Один раз она, войдя на пригорок, раскинула руки навстречу выходящему из-за кромки горизонта солнцу, встала на цыпочки… Сейчас оттолкнется тапками и полетит… «Она от нас уходит».
«Ох, Шура, как бы я была рада, если бы я была не права!» – Бабушка Вера только и делала что качала головой. Уже Боря пьет чай у них в гостях, уже отбушевали все бури, уже Таня сказала с незнакомым упрямством, что пусть все равно будет ребенок, и заняли денег на свадьбу у родителей Юры. «Я тебе, Шура, говорю, ты посмотри на его глаза! Ты не прячь голову в песок, как страус! Он хищник и ходок! Ты знаешь, сколько я живу? У меня тридцать лет педагогического опыта, ему-то ты можешь поверить! Я таких видала. Ты ему хочешь нашу Таню отдать…»
А Шура видела, какие у Тани глаза, и они всему этому опыту противоречили. «Мам, я даже все его рубашки люблю и волосы! Ты знаешь, как у него волосы пахнут, как у маленького!» Таня уходила, падала и летела. Ее надо было отпустить, отойти, чтобы она начала свою собственную жизнь. Без Шуриного безумия, без закрытых дверей, а там как получится.