Писатель поспешно записывал все; он только на ходу заменил слово «ругаемся» на «беспокоимся». И председатель и бригадир ему очень понравились: простые, бесхитростные люди из народа. Он вдруг почувствовал, что достигает вершины в своем сборе материала, и он задал вопрос, который неизвестно как пришел ему на ум, по вдохновению, наверное:
— А что вас держит в жизни, какие стимулы? Ведь, по существу, вы живете в глуши, света, так сказать, не видите… Поймите меня. Я приведу себя. У нас, писателей, например, ясные стимулы: здесь, так сказать, и материальные стимулы и известность — слава, так сказать. Не всех она постигает, но все солдаты мечтают быть генералами, ха-ха! А что стимулирует вас? Ведь если разобраться, работа у вас малоинтересная, скучная…
Воробьев, который было очень насторожился, наконец, понял, что от него требуется, и радостно ответил:
— Нет, работа наша интересная! Для того, кто любит сельское хозяйство, здесь все увлекательно. Сельское хозяйство — это что? Это, так сказать, залог нашего продвижения к коммунизму. Это обилие продуктов в стране — раз! Это сырье для промышленности — два! Это в конце концов школа народного опыта — три! И мы полны решимости…
Он испугался, не загнул ли насчет школы народного опыта, но писатель строчил в упоении.
— Насчет стимулов! — напомнил он, не поднимая головы.
— И стимулы у нас есть, — неуверенно ответил Воробьев, лихорадочно соображая: «Какие ему еще к черту стимулы? Кажись, все сказал, как следовает…»
— Сколько вы, например, зарабатываете?
— А! — понял, наконец, Воробьев. — Заработки наши зависят от благосостояния колхоза. Богатый колхоз — полновесный трудодень. И так, знаете, боремся за увеличение колхозных богатств, за повышение материального и культурного благосостояния… — Он устал говорить и, вытерев платком лоб, вдруг съехал: — А вообще, знаете, морочливая работа председателем, ну его к лешему!
— Однако по душе? — подсказал писатель.
— Можно сказать, по душе. И так втягивает — бывает, ночью лежишь, все соображаешь, калькулируешь, как то, как другое, там, понимаете, загородку достроить надо, там удобрения пришли — значит, транспорт выделяй, там в столярке гроб делать — старик, понимаете, помер. И так одно к одному каждый день тебе, да еще эти совещания… — Он махнул рукой.
Все это было не очень выразительно, писатель не стал записывать. Но, почуяв интимные нотки, он бабахнул самый что ни на есть интимный вопрос:
— А что, если бы вас спросили, хотели бы вы сменить вашу жизнь председателя на что-нибудь иное?
— Нет, не хотел бы, — не моргнув, отвечал председатель.