Когда мужики сняли с плеч гроб и поставили на табуретку, которую специально нес мальчишка, Галя смогла разглядеть бабу Марью. Покойница была по самый подбородок покрыта тюлевым покрывалом с кровати, вокруг головы лежали дубовые веточки с сухими листьями, а на лбу — какая-то бумажная лента с церковными письменами. Лицо было строгое, пугающее, неприятное.
Процессия медленно потащилась через плотину, мимо коровника, откуда высыпали доярки и смотрели, вытирая глаза платками.
Галя не пошла дальше, только посмотрела вслед.
Коровник пахнул на нее таким теплым, живым духом, что у нее вдруг екнуло что-то внутри. Навозный дух показался ей приятным, и вообще все здесь было свое, близкое, так что она горько усмехнулась. Ближе ничего не было.
Коровы тянулись к ней мордами, ее трогало это. Слива косилась уже издали выпученным глазом, вытягивая цепь.
— Ну-у! — кричала Ольга. — Потопчись у ми-не!..
Они искренне обрадовались, что Галя выздоровела, рассказали нехитрые новости, а Галя смотрела на них, и ей хотелось всех поцеловать. Она переводила глаза с одной доярки на другую, плохо слушала их, а все не могла насмотреться. Они были хорошие, были добрее, чем кто-либо из прежних ее друзей, и она озадаченно поняла, что уже давно любит всех и любит свою ферму.
В красном уголке на столе лежал толстый журнал, в который Люся задумчиво вписывала какие-то цифры.
Галя пригляделась. Это был тот самый журнал, который пытался всучить ей Цугрик.
— Прислал, паразит, — сказала Люся. — Передал, что всю ферму разгонит, если не заполним.
— Как же вы управляетесь? — ахнула Галя.
— Управляемся, дело плевое, — беззаботно сказала Люся, продолжая быстро работать.
— Меряете все. Архивы подымали?
— Ты что, сумасшедшая? Сели, сочинили, а теперь, когда делать нечего, сидим себе и пишем, что взбредет. Главное, чтобы итог сходился.
— За очковтирательство он еще больше взбеленится…
— Так он сам посоветовал.
— Сам?
— Не нам. В Дубинке пишут; он посоветовал, девки хохотали — понравилось. Такую науку развели!
— Бессмыслица какая-то…
— Это очень со смыслом, — возразила Люся. — Дела идут, контора пишет, с каждой фермы по такому журналу в неделю — да у Цугрика стол провалится от дел! Все пишут: в телятнике пишут, в свинарнике пишут, Иванов пишет, Воробьев пишет. А уж там дальше, верно, полки считак сидят — это уж так положено: один работает, двое считают, ведро молока — два листа бумаги… Тебе сколько на Сливу записать?
— Сколько она дает?
— Совсем плохо — пожалуй, запускать пора. А я ей пишу по десять литров, чтоб он, гад, не прицепился. Хочешь, напишу пуд?