Галя взяла журнал, полистала: цифры были убедительны, даже не верилось, что они — дитя Люськиных фантазий.
Хорошее настроение пропадало, и никого уже не хотелось целовать.
Она вдруг решительно выбежала, открыла дверь в котельную, не слушая испуганного Люськиного «куда?», сунула журнал в топку и поленом еще подвинула на самые угли. Он почернел по краям, ярко вспыхнул. Люся вбежала, заглянула в топку — села на пол и принялась хохотать.
— Вот, наконец, польза с него будет!.. Жалко. Я так забавлялась, пока тебя не было.
Галя смотрела в огонь, и у нее быстрее стучало сердце, в ней накапливалась ненависть, она должна была эту ненависть вылить, она закидала поленьями остатки журнала, забила ими топку доверху, хлопнула дверью и энергично пошла.
Потом она поняла, что идет в контору.
Иванов сидел в конторе в полном одиночестве, и по тому, как он старательно-вежливо приветствовал ее, подал табуретку, пытался помочь снять полушубок, но неожиданно отлетел в сторону, стукнувшись о стенку, Галя поняла, что он здорово пьян.
— Что наша жизнь — игра, — хитро сказал он, сосредоточенно принимая вертикальное положение.
Галя подошла к телефону и стала крутить ручку, вызывая Пахомово.
— Чудо техники, — объяснил Иванов, хватаясь за аппарат; он был, что называется, «ни в дугу», его так и носило по комнате.
— Спать бы шел, — с досадой посоветовала Галя.
— Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать, — хитро сказал Иванов.
Она с удивлением покосилась на него. В это время правление в Пахомове ответило, и Галя закричала в трубку:
— Передайте Воробьеву и Цугрику, чтобы приезжали разгонять Рудневскую ферму, мы сожгли учетный журнал и заполнять его на веки веков отказываемся!
Из-за помех связи блеск этой фразы, потерявшись в контактах, не дошел до того конца, и там удивленно завопили:
— Кого разгонять?.. Кого?..
Пришлось раз пять повторить по частям, но это уже было не то, и фразу оценил только Иванов, который, икнув, неожиданно восхищенно сказал:
— Правильно, разбойница!
Галя была уже далеко от конторы, когда услышала позади крики. Иванов, без шапки, в распахнутом пальто, гнался за ней. Она подумала, что что-то передали по телефону, насторожилась, остановилась.
Но Иванов, запыхавшись, добежал и восторженно предложил:
— Хочешь, я тебе свою жизнь расскажу?
Она чуть не плюнула.
— Шапка-то твоя где? — с жалостью сказала она.
— Шапку я забыл, — доверительно сказал Иванов. — Я ее, подлую, в зернохранилище забыл. А мою жизнь ты выслушать должна.
— Идите обратно! — толкала Галя. — Не нужна мне ваша жизнь.
— До зернохранилища… шапку… — лепетал он, двигаясь вперед.