Она же замерла у порога, не решаясь идти дальше.
Наконец он заговорил своим красивым, звучным, хорошо поставленным голосом:
— Вы пришли, мадам!..
Его слова эхом пронеслись по комнате, и в них прозвучало утверждение.
Анжелика прислонилась к двери. Она чувствовала себя птицей, попавшей в сети птицелова.
— Что вы надеялись найти в моей комнате?
Анжелика разглядывала это великолепное место, и в ночи оно казалось ей видением, оторванным от мира и полным сокровищ — научных инструментов, сияющих в лунном свете лакированным деревом и дорогими украшениями.
Она ответила:
— Дух Галилея.
Если бы Анжелика посмотрела на графа, она бы заметила на его лице улыбку, выражающую заинтересованность и удивление, которой он иногда улыбался ей.
Но лицо Жоффрея снова стало непроницаемым.
Он наблюдал, как ее прекрасные глаза изучают — и не только из простого любопытства, но с восхищением — небосвод в сказочных декорациях комнаты, где он работает.
Конечно, Жоффрей де Пейрак видел, что Анжелика избегает смотреть на него, — но сейчас это не имело значения — настолько он был охвачен страстью, которую вызвало в нем ее появление, ее грация и опьяняющая женственность. Ему пришлось приложить усилие, чтобы остаться невозмутимым.
Когда Жоффрей снова заговорил, его голос звучал более приглушенно:
— Чего вы хотите? Чего желаете?
— Посмотреть в этот инструмент, благодаря которому великий ученый Галилей увидел горы на Луне.
Высказав свое желание, Анжелика отважно посмотрела на графа и застыла под ледяным и жестким взглядом его темных глаз. Между тем голос Жоффрея де Пейрака не был ни насмешливым, ни недовольным, когда он ответил:
— Нет! Еще не время! Я хочу, чтобы сначала вы открыли мир бесконечный и более необыкновенный, чем тайны луны и звезд.
— Что же может быть более захватывающим, чем открытие звездного неба?
— ЛЮБОВЬ.
Это неожиданное слово, произнесенное мягким убеждающим голосом, потрясло ее и повергло в такое необъяснимое волнение, что ей показалось, будто она сейчас упадет в обморок. Колдовство комнаты с золотым замком подействовало, и Анжелика уже была готова бежать к мужу.
Но Анжелика все еще отказывалась признать в себе эту настоятельную потребность быть завоеванной, покоренной…
И она отступила, отвернулась.
Анжелика медленно спускалась по красивой лестнице, ноги не слушались ее.
Она поймала свое отражение в зеркале — глаза широко открыты, рука прижата к сердцу в одном из тех изящных жестов, рекомендованных благородным дамам для выражения волнения или удивления, которые Анжелика считала смешными. Это мог быть и страх тоже, однако дамы благородного происхождения никогда не должны оказываться в положении, когда страх заставляет их забыться настолько, чтобы позволить себе такие вульгарные жесты.