В тот же миг над площадью пронесся протяжный вопль толпы, возвестивший о приближении осужденного. Люди стояли настолько плотно, что процессия едва двигалась, и помощники палача пытались расчистить путь, разгоняя людей ударами кнута.
Наконец показалась маленькая деревянная повозка. Это была одна из тех грубых телег, в которых вывозили нечистоты со всего города. Даже сейчас на ней еще виднелись налипшие грязь и солома.
Над позорной повозкой возвышалась фигура палача. Мэтр Обен стоял, подбоченясь, в красных сапогах и красном балахоне, с городским гербом на груди, и тяжелым взглядом оглядывал исступленную толпу. На борту повозки сидел священник. Колдуна не было видно, и народ кричал, требуя показать его.
— Он, наверное, лежит на дне телеги, — сказала женщина, стоявшая рядом с Анжеликой. — Говорят, полумертвый.
— О, надеюсь, что нет! — внезапно воскликнула другая ее соседка, прелестная розовощекая девушка.
Между тем телега остановилась около огромной статуи Великого Постника. Конная стража, с алебардами наперевес, удерживала людей на расстоянии. На паперть поднялось несколько полицейских, окруженных монахами различных братств.
Движением толпы Анжелику стало теснить в задние ряды. Но она, крича и царапаясь, как фурия, отвоевала свое место.
Внезапно все притихли, в воздухе висел лишь тяжелый похоронный звон. У паперти появился и стал подниматься по ее ступеням какой-то призрак. Затуманенные глаза Анжелики видели только светящийся белый силуэт. Только сейчас она осознала, что одна рука осужденного обвита вокруг шеи палача, другая — вокруг шеи священника, и они его попросту тащат, а сам он даже не переставляет ног. Голова с длинными черными волосами свесилась на грудь.
Впереди с огромной свечой в руках шел монах; ветер то и дело пригибал язычок пламени, и монаху приходилось пятиться задом наперед, чтобы не дать свече погаснуть. Анжелика узнала Конана Беше. Его лицо, лицо фанатика, было искажено злорадным восторгом и торжеством. На шее у него висело тяжелое белое распятие, болтавшееся почти на уровне колен и то и дело заставлявшее его спотыкаться. Из-за всего этого казалось, что он исполняет перед осужденным фантастический танец смерти.
Процессия двигалась медленно, как в кошмарном сне. Наконец, поднявшись на паперть, осужденный и сопровождающие остановились перед порталом Страшного Суда[65].
С шеи смертника свешивалась веревка. Из-под белой рубахи виднелась босая нога: он стоял босиком на ледяных плитах.
«Это не Жоффрей», — подумала Анжелика.
Это был не тот мужчина, которого она знала, — утонченный и жизнерадостный. Сейчас перед ней был мученик, один из тех несчастных, которых приводили сюда «босыми, в одной рубахе, с веревкой на шее»…