Тут Жоффрей де Пейрак поднял голову. На его измученном, бледном, изуродованном лице жили только огромные черные глаза, и они сверкали мрачным огнем.
Какая-то женщина пронзительно взвизгнула:
— Он смотрит на меня. Он меня заколдует!
Но граф де Пейрак не глядел на толпу. Он смотрел прямо перед собой, на старые каменные статуи святых, установленные перед серым фасадом собора.
Какую молитву он им возносил? Что они ему обещали? Видел ли он их вообще?
По левую сторону от осужденного встал секретарь суда и гнусавым голосом принялся зачитывать приговор. И хотя колокольный звон прекратился, все равно слова было трудно разобрать.
— …За совершенные преступления: похищение людей, обольщение, кощунства… колдовство… передать в руки палача высшего сеньориального суда… с непокрытой головой и босыми ногами… принести публичное покаяние… держа зажженную свечу в руках, на коленях…
Только увидев, что секретарь сворачивает пергамент, зрители поняли, что он закончил читать.
Конан Беше произнес предписанную формулу публичного покаяния:
— Признаю себя виновным в преступлениях, в которых меня обвиняют. Прошу Господа простить меня. Принимаю наказание во искупление своих грехов.
Свечу держал священник, так как осужденный не мог поднять ее сам.
Все ждали, что колдун заговорит. Толпа теряла терпение.
— Ты рот-то откроешь, дьявольский приспешник?
— Не хочется гореть в аду вместе со своим хозяином-Сатаной?
И тут Анжелика поняла, что ее муж собирается с последними силами. Его мертвенно-бледное лицо словно ожило. Он оперся на плечи священника и палача и выпрямился, так что стал казаться выше даже мэтра Обена. И еще до того, как он произнес хоть слово, любовь подсказала Анжелике, что он сейчас сделает.
В морозном воздухе разнесся глубокий, проникновенный, чудесный голос.
Золотой голос королевства пел в последний раз.
Он пел на провансальском языке беарнскую песню, известную Анжелике.
Les genols flexez am lo cap encli
A vos reclam la regina plazent
Flor de las flors, nou Jhesus pres nayssenca
Vulhatz guarda la cientat de Tholoroza…
Лишь одна Анжелика понимала слова:
…Согнув колени, преклонив главу,
Судьбу свою я вам дарю, царица,
Молю, храните родину мою,
Цветок любви и древнюю столицу…
Тулуза! Юга нежная обитель.
Ты божья колыбель, цветущий рай,
Благословил тебя Спаситель,
Венец короны, милый сердцу край.
Ты трубадура преданная муза!
Цвети всегда, любимая Тулуза.
Боль острым кинжалом пронзила Анжелику, и она не сумела сдержать крик.
Этот отчаянный крик стал единственным звуком в наступившей внезапно зловещей тишине, ибо голос певца умолк. Монах Беше выбросил вперед руку с распятием из слоновой кости, ударил осужденного по губам — и его голова снова упала на грудь. Струйка крови побежала от разбитой губы по подбородку и капнула на паперть. Но Жоффрей тут же снова выпрямился.