— Как так — ушла?
— А так — какова хозяйка, такова и служанка! Вчера к ней явился какой-то детина с жутким акцентом, с ним она и ушла.
Анжелику словно холодной водой окатили, ведь она чувствовала свою ответственность за девчушку, которую увезла из ее родного края. Она повернулась к Барбе:
— Барба, нельзя было позволять ей уйти.
— А я-то почем знала, мадам? — захныкала здоровая девица. — В девчонку словно бес вселился. И она поклялась на распятии, что парень, который за ней пришел, — ее брат.
— Ну конечно! Брат на гасконский лад. Там говорят «брат из моего края» — это значит, что они из одной провинции. Ладно, ничего не поделаешь! Зато теперь не придется платить ей жалованье…
* * *
В тот же вечер Анжелика со своим маленьким сыном переехала в скромный домик вдовы Кордо на площади Тампля.
Так называлась рыночная площадь, где теснились торговцы птицей, рыбой, парным мясом, чесноком, медом и салатом, причем любой имел право, заплатив бальи[19] небольшую сумму, получить на рынке место и назначать за свой товар какую ему угодно цену, не платя пошлин и не отчитываясь перед властями или гильдией. На площади всегда толкалось много народа. Вдова Кордо была пожилой женщиной, скорее крестьянкой, чем горожанкой. Она пряла шерсть перед очагом, где тускло мерцал огонь, и выглядела как сущая ведьма.
Но комната оказалась чистой, в ней приятно пахло свежевыстиранным бельем, кровать была удобной, а каменный пол покрывал толстый слой соломы, чтобы холод не так чувствовался — все же наступала зима.
Госпожа Кордо предоставила Анжелике колыбельку для Флоримона, запас дров и котелок с кипятком.
Когда Дегре и Гонтран ушли, молодая женщина накормила малыша, а затем стала укладывать его. Флоримон хныкал, требуя Барбу и своих маленьких кузенов. Чтобы успокоить его, Анжелика принялась напевать его любимую песенку «Зеленая мельница». Рана почти не болела, а заботы о малыше отвлекли ее от тяжелых мыслей. Хотя за последние годы она привыкла, что ее обслуживает множество слуг, детство ее было достаточно суровым, так что Анжелика не слишком переживала из-за исчезновения последней служанки.
Кроме того, воспитавшие ее монахини приучили ее к тяжелой работе на тот случай, если «небеса ниспошлют испытания».
Когда ребенок уснул и она сама улеглась на простыне из грубой, но чистой ткани, а под окнами прошел ночной сторож, покрикивая: «Десять часов. Ворота закрыты. Добрые люди Тампля, спите спокойно…», Анжелику вдруг охватило чувство умиротворения и облегчения.
* * *
Ворота Тампля закрыты. И когда в большом городе начинается жутковатая ночная жизнь, с ее шумом в тавернах, притаившимися в переулках бандитами, убийцами и взломщиками, немногочисленные жители Тампля мирно засыпают под защитой высоких зубчатых стен. Мошенники, подделывающие драгоценности, неплатежеспособные должники и подпольные типографщики мирно смыкают очи, уверенные в том, что завтра наступит доброе утро. Со стороны отеля Великого приора, доносятся звуки клавесина, со стороны часовни и колокольни — молитвы на латыни. Несколько рыцарей Мальтийского ордена, в черных плащах с белым крестом, возвращаются в свои кельи.