— Да, за последние десять лет он, безусловно, преуспел, — согласился Эллиотт, — Насколько я помню, его родители держали какой-то ресторан. Но, должен сказать, я не завидую известности, которую он получил сейчас.— Он дотронулся до руки мамы, — Оливия, нам пора. Мы и так попадем в пробку, а туннель Линкольна вообще превратится в кошмар.
Мама всегда выходит в последнюю минуту, надеясь только на зеленые светофоры. Я сейчас невольно сравнивала мягкую обходительность Эллиотта с отцовской реакцией на ситуацию, будь он здесь.
«Лив, ради бога, нас бесплатно везут в Грецию. Так давай хотя бы не опоздаем!» — примерно так он стал бы ее поторапливать.
Последовали прощальные поцелуи и наставления, мама вошла в лифт с Эллиоттом, и ее последние слова: «В случае чего, обязательно позвони, Каролин» — прозвучали приглушенно из-за закрытых дверей.
Должна признаться, меня взволновало предстоящее свидание с Ником, если эту встречу можно назвать свиданием. Я заново накрасилась, расчесала волосы, решила оставить их распущенными, затем, в последнюю минуту, надела новый костюм от «Эскада», который мне купила мама, несмотря на мое сопротивление. И пиджак, и брюки были бледно-салатного оттенка, подчеркивавшего, как я знала, рыжинку в моей каштановой шевелюре.
Зачем было так утруждаться? А затем, что спустя десять лет меня по-прежнему смущало откровенное признание Мака насчет очевидности моих чувств к Нику. И вовсе я не для него наряжаюсь, твердила я себе, просто хочу убедиться, что не выгляжу как застенчивая фанатка, падающая в обморок при встрече с кумиром. Но когда снизу позвонил консьерж и сообщил, что приехал мистер Демарко, должна признаться, что на какую-то долю секунды я действительно превратилась в шестнадцатилетнюю девчонку, не умеющую скрывать чувства.
Когда я открыла ему дверь, то поразилась, что от того с виду беззаботного мальчишки, каким я его помнила, ничего не осталось.
Когда я увидела Ника по телевизору, я сразу отметила, что лицо у него стало более жестким и что в свои тридцать два он уже начал слегка седеть. Но сейчас, оказавшись лицом к лицу, я заметила больше. В его темно-карих глазах всегда сквозила игривость и насмешка, но сейчас они смотрели серьезно. Однако, взяв мою руку, он улыбнулся той прежней улыбкой и, казалось, был искренне рад меня видеть. Он вежливо клюнул меня в щеку, но избавил от банальностей типа «малышка Каролин, как ты выросла».
Вместо этого он произнес:
— Каролин Маккензи дипломированный юрист! Я где-то слышал, что ты прошла адвокатуру, а потом работала у судьи. Хотел позвонить и поздравить, но все было некогда. Прости.