Люди Гасана мерзли среди снегов и умирали от тоски и постоянного ожидания. Он писал и писал царю, зная, что дальше дьяков его писания не идут, но другого выхода у него не было. Угрожал, что султан вскоре возвратится в Стамбул, и тогда хан, тихо сидевший в Крыму, пока высокий его покровитель воевал с шахом, снова начнет налеты на окраины Московского государства и попытается ударить и на Москву. В своих письмах Гасан ссылался на свой собственный опыт служения при султанском дворе и знания обычаев всех окраинных санджаков Османской империи. На султаншу ссылаться не решался, брал все на себя, давно смирившись с мыслью, что принесен в жертву делу намного более высокому, чем его жизнь.
Наконец царю было сказано о Гасане и о тревожных вестях, которые он принес, к счастью, лазутчики, посланные вниз по Дону, тоже принесли вести о злых намерениях крымчаков, — и наконец свершилось: Иван Васильевич послал дьяка Ржевского с людьми далеко за московские заставы на Оке и на Дону, вплоть до Путивля, чтобы изготовил там за зиму струги и спустился по реке Псел, а потом по Днепру на низ, поближе к улусам крымским для разведки и добычи «языков», то есть пленных. Так далеко на юг московское войско еще никогда не ходило, люди Ржевского подвергались огромной опасности. Поэтому в качестве проводника и назначен был Гасан, но все его люди были оставлены в Москве как заложники, да и за самим велено было всячески присматривать в течение всего похода, чтобы не допустить измены, не дать ему втянуть войско в подготовленную западню.
Кто он был? Без роду, без племени, без воспоминания, без истории, даже имя носил чужое. В летописи остается упоминание: «Выбежал из Крыма пленный и сказал…» Нет имени, и не вся правда сказана — так перепутаны пути людские.
Целую зиму изнывал в избушке возле дьяка Матвея Ивановича, пробовал помогать его людям сколачивать струги, но не умел, только мешал. Единственное, чему он мог научить, — рубиться на саблях да стрелять из ружей, которые называются здесь пищалями. В этом деле он был непревзойденным мастером, а поскольку огненного припаса у дьяка было больше, чем харчей для войска, то Гасан имел возможность передать свое удивительное янычарское умение и завоевал немалое уважение даже у самого Матвея Ивановича.
Тот по-своему жалел этого безродного усатого человека, по ночам, сидя в темноте возле затухающего огня, разомлев от подогретых медов травяных, хвалился дьяк своей родословной, которая корнями уходила в давние времена, чуть ли не к истокам государства Киевского. Родом из князей Смоленских. Его предок Федор Федорович был удельным князем города Ржева. До сих пор еще часть Ржева на правом берегу Волги так и называется Князь-Федоровская. Самый счастливый из князей Ржевских, Родион Федорович, погиб в битве Куликовской. Стоял, защищая плечо Дмитрия Донского, пал, не отступив, ибо это было поле чести всей земли Русской. И после битвы Куликовской татары откатились далеко за Перекоп.