Она побродила по палате, три раза перечитала отрядный уголок и призыв «Надо, надо умываться по утрам и вечерам…», взяла и отложила книгу. Потом достала свое нарядное коралловое платье. Погладила его, надела, покружилась по холлу. С обидой подумала про гномов: «Мы придем в полночь!» Могли бы и сейчас прийти, побыть с ней, ведь это из-за них она здесь одна мается.
Вдруг в мальчишеской палате что-то зашуршало, завозилось, заскреблось, заохало… Ася замерла. Может быть, гномы? Нет, это что-то побольше Севы, Ежа и Горыныча, вместе взятых… Может, это Угомон Костюша из седьмого корпуса или Белый монах? Ася испуганно вжалась в подоконник. Несмотря на дружбу с гномами и феями, несмотря на знакомство с Речным царем, привидений она боялась. За окном сгущались сумерки, и возня в мальчишеской палате становилась жуткой.
Где-то прокричала ворона — сердито, зловеще. Вдруг дверь заскрипела протяжно, и на пороге возникло что-то белое… Оно приближалось, бесформенное, колеблющееся… оно… привидение! Ася завизжала и бросилась в свою палату. Она захлопнула дверь и вцепилась в ручку. Хотя, кажется, призраки умеют проходить через стены. В дверь забарабанили, и самый обычный голос сказал:
— Пашка, не бойся, это я. Да ладно, чего ты… Испугалась, что ли? Открой, это я — Колька.
Ася заревела и сползла по стенке на пол. Колька с простыней на плечах зашел в палату, потоптался у двери и сел рядом с Асей.
— Ну чего ревешь?
— Дурак! Ненавижу тебя! — выкрикнула Ася и вскочила. — Немедленно убирайся и…
— Ася…
— Ага, сейчас, значит, «Ася»! — Пережитый ужас выливался из Аси слезами.
— Ну хватит тебе реветь! — рассердился Колька. — Я думал, ты не из пугливых…
— Не из пугливых?! Тебя бы вечером в корпусе одного закрыли и… И вообще! Почему ты не на дискотеке?
— А чего там делать? — как-то неловко сказал Колька и закусил губу, будто боялся сказать лишнее. — Я под кроватью спрятался.
Ася села на тумбочку, вытерла слезы. Дурак этот Кукумбер, и вправду дурак!
— Пашка, ну не сердись, а?
— Перестань называть меня Пашкой!
— Не перестану, пока не пересердишься!
Ася набрала в легкие побольше воздуха (уже ничто не щекотало и не пузырилось внутри), выпустила и сказала:
— Ладно, я пересердилась.
Они помолчали, посидели, не глядя друг на друга. Потом Колька сказал:
— А у меня орехи в сахаре есть. Хочешь?
— Хочу.