Блейк проворчал нечто нечленораздельное, после чего сказал более внятно:
— Ты не спасла мне жизнь. Ты подвергла опасности свою собственную.
— Не могу поспорить с последним высказыванием, но сегодня ночью я все же спасла тебе жизнь. Если бы я не примчалась в Пруитт-Холл, чтобы предупредить о Фарнсуорте и его десятичасовом чае, он бы наверняка застрелил вас.
— Это спорный вопрос.
— Конечно, — ответила она и презрительно хмыкнула. — Я спасла твою несчастную жизнь, и Фарнсуорт не получил шанса подстрелить тебя.
Он посмотрел на нее долгим и внимательным взглядом.
— Я повторяю в последний раз: ты не будешь участвовать в операции, и мы без тебя отправим Оливера Пруитта на скамью подсудимых.
Каролина молчала.
Блейк потерял терпение и грозно спросил:
— Ты поняла? Тебе есть что ответить?
— Боюсь, это тебе не понравится.
— Черт побери, Каролина! — взорвался он. — Неужели ты совсем не понимаешь, что такое опасность?
— Конечно, понимаю. А ты думаешь, я ради развлечения рисковала сегодня ночью из-за тебя своей жизнью? Меня могли убить. Или, еще хуже, тебя могли убить. Или Оливер мог поймать меня и выдать замуж за Перси. — Она передернула плечами. — Боже, мне теперь это будет сниться целую неделю.
— А я не сомневаюсь, что тебе все это доставило удовольствие.
— Нисколько. Мне было очень страшно.
— А раз так, что же ты не плакала и не вела себя как нормальная женщина?
— Как нормальная женщина? Сэр, вы оскорбляете меня.
Вы оскорбляете весь женский пол.
— Согласись, что большинству женщин сегодня ночью понадобилась бы нюхательная соль.
Каролина с яростью посмотрела на него.
— Уж не следует ли мне извиниться, — дрожа от негодования, спросила она, — за то, что я не упала в обморок, не Плакала и не сорвала всю операцию? Мне было страшно.., нет, я едва могла пошевелиться от ужаса, но какая бы от меня была польза, если бы я не сумела совладать с собой? И еще, — с обидой добавила она, — я была так на тебя сердита, что забыла, что надо бояться.
Блейк отвел глаза. Услышав, что ей было страшно, он почувствовал себя негодяем. Если бы этой ночью с ней что-нибудь случилось, это была бы его вина.
— Каролина, — сказал он тихо, — я не позволю тебе подвергать себя опасности.
— У тебя нет права что-либо запрещать мне.
У него на щеке задергался мускул.
— До тех пор пока ты живешь в моем доме…
— О, ради Бога, ты говоришь, как мои опекуны.
— Теперь ты меня оскорбляешь.
Каролина тяжело вздохнула.
— Я не понимаю, как ты можешь жить, постоянно подвергая себя опасности. Я не знаю, как твоя семья может так жить. Они, наверное, очень за тебя беспокоятся.