…На перемене мы с Бегемотом стояли в школьном коридоре второго этажа возле кабинета истории. Над дверью кабинета, традиционно, висел портрет Генсека — и, традиционно же, портрет этот был заплёван нашими хулиганами из трубок жёванной бумагой. На нашей памяти, это был уже четвёртый портрет Генерального Секретаря: до ноября 1982 года здесь красовалось изображение Леонида Ильича Брежнева; затем короткое время на нас таращило свои белесые глаза страшилище по фамилии Андропов (его портрет был, кажется, единственным, в который хулиганы побаивались плевать из трубочки); весной 1984 года здесь повисло изображение КУЧера — а к описываемому времени над кабинетом истории занял своё место Горби с пятном на лысине. Хулиганы тут же это пятно, да и весь портрет, радостно заплевали.
Так вот, значит… Стоим мы с Бегемотом, никого не трогаем — и вдруг видим, как в нашу сторону по коридору маневрирует наш трудовик Юрий Иваныч — с огромной деревянной лестницей-стремянкой под мышкой (не представляю до сих пор, как он только волок её, тяжеленную такую, в одиночку?). Юрий Иваныч видит нас, и тут же орёт:
- Ну?! Чего уставились? Помогайте, давайте!…
Втроём дотаскиваем стремянку до дверей кабинета истории, и начинаем устанавливать её — прямо перед дверями. Юрий Иваныч поворачивается ко мне, и произносит:
- Ты, значит, здесь самый лёгкий — лезь наверх, снимай портрет Горбачёва! Его привести в Божеский вид надо — а то, захаркали уже весь, казззлы!…
Я лезу наверх — а что делать? В это время историчка Наталья Георгиевна по какой-то нужде решила выйти из своего кабинета — а дверь открывается наружу. Историчка со всего размаху распахивает её, тяжёлая дверь со всей силы бьёт по стремянке, стремянка начинает падать. Вместе с ней падаю и я — с портретом Генсека в руках. Успеваю каким-то чудом спрыгнуть в сторону — естественно, отбрасывая от себя портрет. Он летит и плашмя накрывает трудовика Юрий Иваныча; в следующий момент раздаётся очень громкое БА-БАХ!!! — это стремянка достигает, наконец, пола.
Убитых, слава Богу, нет — но грохот был настолько сильным, что его услышал наш глухой директор, чей кабинет был неподалёку. Услышал — и высунулся. Ему объяснили, как могли, что упала стремянка — он, как кукушка в часах, юркнул обратно. Тут все заметили историчку Наталью Георгиевну: она, как стояла, прижав руки к груди, так и стояла — бледная, как древнегреческий статуй. Ей тоже пришлось объяснять, что все живы. Поняв это, она приша в себя и ушла от нас куда-то по коридору: полагаю, она вспомнила, зачем выходила из кабинета…