Следующими в этой стае были две доберманихи — Грета и Соня — Соню я подобрал на улице в декабре 1997 года, а Грета однажды сама ворвалась в нашу квартиру летом 1996 года, и мы приютили бедолагу. Надо сказать, внешность у наших добермах была та ещё: во-первых, обе они были достаточно крупные — настолько, что не зная, что перед ними самочки добермана, их легко принимали за кобелей, а во-вторых, у Греты было, по всей видимости, не совсем удачно купировано ушко — и оно не стояло вертикально, а получалось как бы заломленным под прямым углом точно посередине. Если добавить к этому тот факт, что у Греты постоянно горели глаза, зрелище тоже было достаточно аховым… Помнится, я иногда говорил ей: «Груша, выруби прожекторы!» — и Гретка начинала очень уморительно жмуриться и закрывать глаза лапами…
Наконец, пятым членом стаи был пёс Джой. Он появился у нас ещё до того, как в нашей квартире поселились доберманы: хозяин Джойкиной мамки-водолазихи работал кинологом в питомнике, где занимались разведением конвойно-розыскных овчарок. Однажды он зачем-то взял с собой на работу собаку и выпустил её в вольер… Через два месяца он звонил мне и спрашивал: «Старичок, не хочешь щеночка взять? Получилась очаровательная помесь ньюфаундленда и овчарки! такая лапочка!… У вас же дача есть — вот и будет дачу охранять! У него шерсть такая, что на снегу спать может!…» Я поддался на эти уговоры — и вскоре в квартире поселился весьма жизнерадостный щенок, который на вторую неделю своего пребывания в квартире разорвал в клочья антикварный географический атлас XVIII века в переплёте из телячьей кожи… Через год жизнерадостный щеночек вырос в огромного чёрного пса, который был едва ли не на корпус выше любого ньюфаундленда и любой овчарки. Сестрёнка очень любила кататься на санках и на лыжах, держась за его поводок…
Вот с такой пёсьей сворой я и выехал на дачу в октябре девяносто восьмого года. Проснувшись утром, я выпускал собак поноситься по посёлку, потом выдавал им кости и ставил варить собачью похлёбку. Всё остальное время я был предоставлен сам себе: если день был дождливый, я располагался с книжкой в качалке у камина (завидуйте!) — но чаще вытаскивал на улицу шезлонг, и сидел там с книжкой до темноты. Собаки, набегавшись, располагались рядом: они очень любили устраиваться подремать на солнышке под кустами смородины — и эти кусты полностью скрывали их, если смотреть со стороны калитки.
Так было и в тот день: я расположился на лужайке в шезлонге, рядом на табуретке стояла кружка с чаем и пепельница, чуть поодаль продолжал ворчать только что вскипевший самовар — а под кустами смородины разлеглись собаки, ловившие свой собачий кайф, подставляя пузо и бока октябрьскому солнышку. Идиллия, одним словом.