— Я знаю… Ади Питри мне уже говорил об этом…
— Ты может быть и знаешь, но пока ещё не понимаешь этого!.. Ты ещё, просто, слишком мал для того, чтобы разбираться, что хорошо в жизни, а что — нет! — Ндади, видимо, решил раз и навсегда избавить его от вредных, по его мнению, устремлений. — Конечно, достопочтенный ади Фрогган — рыцарь в высшей степени доблестный и знаменитый… пусть и в прошлом… Но что он сейчас имеет? — Ни семьи! Ни достатка! Ни, даже, здоровья!.. Лекарь к нему почитай каждый день ходит, а ведь ему только пятый десяток пошёл! Пройдёт ещё каких-нибудь несколько лет, и — не допусти, конечно, того Господь наш всеблагой и всемилостивейший — ади Фроггана с нами уже больше не будет! И кто о нём тогда, вспомнит?..
— Я!.. Я вспомню!.. — гневно вскричал Рин, вскакивая с постели. — Зачем вы так говорите о ади Фроггане, господин Ндади?
— Помилуй, Рин! Я ничего плохого о ади Фроггане не говорю! — возмутился в ответ Ндади. — Но разве же всё, что я сказал тебе о нём — неправда?
— Да пусть даже и так! По мне, так лучше быть таким рыцарем, чем распоряжаться всю жизнь на чужих обедах, пусть даже и у герцога! — Рина аж затрясло от возмущения. Как Ндади может всерьёз убеждать его, что жизнь прислуги лучше жизни рыцаря?
Ндади же ничуть не смутился и не рассердился: лишь грустно посмотрел на Рина:
— Ладно, Рин… Ступай домой!.. Я думаю, что твоя мама очень волнуется…
Затем криво усмехнулся, прокашлялся и вышел из комнаты, но через секунду вновь появился в дверях:
— Если вдруг господин герцог тебя затребует, я за тобой пришлю. Так что сиди дома и не куда не отлучайся!
И снова ушёл. Рин слушал, как удаляются по коридору его шаги, а когда они совсем стихли, он неохотно поднялся с кровати и, натянув на себя камзол, отправился домой.
Первым делом Рин побежал поглазеть на то, что осталось от несчастного дома. Но там и без него зевак было предостаточно, хотя смотреть-то, собственно говоря, оказалось не на что: полуразвалившиеся стены, битые стёкла, да оплавившиеся кое-где камни из кладки — вот и всё, что он там увидел. Соседние же дома, некоторые из которых тоже весьма сильно пострадали, уже вовсю ремонтировались. Тут же стояли и их взволнованные обитатели, яростной жестикуляцией и отчаянной мимикой живописующие благодарным слушателям о том, близкими свидетелями чего им довелось стать. Несмотря на то, что большую часть рассказа они выдумывали по ходу своего повествования, и все, в общем-то, прекрасно об этом знали, толпа, всё равно, сочувственно охала и с величайшей готовностью сопереживала. Рин тоже немного послушал, но он был сейчас слишком взволнован, чтобы получать от этого удовольствие. Ещё раз бросив вокруг себя взгляд, он заспешил домой.