Первым, очень сильным, стал ее поклон — ровный, спокойный и почтительный. Так же кланялся только один человек, которого он до сих пор знал: его молодая мать, которую султан очень уважал. Он непроизвольно снова сравнил их в душе. И снова казалось ему, что у нее есть нечто общее с его матерью.
Другим сильным впечатлением стала одежда Эль Хюррем. Это уже не было серое облачение невольницы, что скрывает красоту тела. Через тонкий как снег белый муслин виднелось ее молодое розовое тело, наполовину скрытое и прекрасное, как весенняя земля, что родит ароматные цветы. Накинутый на плечи плащ из темных фараров, подбитый дорогим адамашком, спадал до ее небольших стоп, обутых в туфли из белого шелка. На груди у нее красовалось ожерелье из белых матовых жемчугов, а поверх золотых волос был надет белый шелковый тюрбан на турецкий манер. На нем сиял огненный камень. Она смотрелась как настоящая султанша…
Но самое сильное впечатление произвела она сама: ее большие спокойные глаза, почти неподвижное спокойное лицо и вся ее поза. Что-то теплое и очень живое отражалось в ее глазах. Во взгляде читалась какая-то мысль, так оживлявшая ее лицо, как камень оживлял вид ее тюрбана. Молодой султан любовным инстинктом понял, что это новая мысль обновила ее, и что этой мысли у нее подчинено все: каждая деталь одежды и украшений, каждое движение, все ее ощущения и раздумья. «Не отпечаток ли это любви… ко мне?», — подумал он на секунду и дрожь как ток прошла по его телу. Он почувствовал себя больше и сильнее, будто что-то придало ему сил. Так он себя чувствовал, только находясь в покоях матери. Но сейчас ощущение было сильнее, приятнее и беспокоило его возможностью утраты.
Все это вместе расшевелило мысли и ум падишаха и выкристализовало в нем одну-единственную мысль, а может, ощущение: «Она должна быть моей женой!..»
Ему вспомнились слова Кизляр-Аги о том, что благословенная Хюррем в новом платье выглядит как розовое солнце в цветах жасмина. Он был благодарен ему за высокую оценку своей возлюбленной. Да, она действительно смотрелась как нежно-розовое солнце, восходящее ранним утром среди белой мглы небесных шелков. В душе молодого Сулеймана зарделось новое утро жизни.
Все время ее глаза были скромно опущены. Ей необязательно было смотреть на него — женский инстинкт подсказывал, что в нем творится. Она лишь спокойно ждала, что он скажет.
Молодой Сулейман, совладав с первыми впечатлениями, сказал:
— Ты уже собралась к выходу?
— Да. Может быть, пойдем в парк?
Она будто говорила: «Идем в парк!». Будь это на самом деле, он бы ответил: «Нет, останемся тут». Но она лишь спрашивала о том, пойдут ли они в парк. Он ответил: