В то же время в серале несчастная чужестранка, невольница Хюррем, «подкидыш с Черного шляха», известного еще как Злой или Невидимый путь, стояла на коленях. Стоя так, она молилась своему Богу, обращаясь в сторону церкви в Рогатине. Она молилась смотря попеременно то на деревянный крестик, то на две лучшие диадемы из сокровищниц рода Османов, дарованные ей сердцем Сулеймана. Но никто не мог сказать, чье сердце волновалось и болело больше: сердце невольницы или сердце молодого султана.
Несчастная рабыня из далекой страны в печальных своих мыслях навсегда отказывалась от любви к христианскому Богу ради любви к человеку, одарившему ее всеми богатствами, диадемами и властью…
* * *
С небывалым напряжением ждали последующих шагов молодого падишаха.
Прошло еще несколько бессонных ночей, и весь двор узнал, что сам Капу-ага просил его принять двух выдающихся богословов.
Поздно вечером во дворец зашли Мухиддин-мудеррис и муфтий Пашазаде.
Никто не знал, что они говорили с султаном, и они сами никому это не открыли. Но утром следующего же дня они, к огорчению всего двора, пошли в покои белокожей невольницы по приказу султана.
Такого еще не было никогда. Два ученых правоверных мусульманина шли к невольнице в сераль султана, к тому же по его предписанию! Поэтому сам Кизляр-Ага лично подслушивал их беседу и после по большому секрету рассказывал об услышанном своим друзьям.
Что же он услышал и рассказал?
Он описывал все так:
— Ученые улемы вошли в покои белокожей невольницы и вместе сказали: «Да благословит Аллах твое имя, хатун! Десятый и величайший из султанов Османов, Сулейман — пусть веками живет его слава! — дарует тебе свободу и спрашивает, желаешь ли ты покинуть его дворец, столицу и государство, и когда, если желаешь?» Она долго молчала.
— Что же она ответила? — спросил в нетерпении Капуага.
— Не сказала ни слова.
— И улемы так и ушли?
— Нет, не ушли.
— А что сделали?
— Они слушали.
— Как она молчала?!
— Она ничего им не ответила на вопрос, но сказала так, что из этого становится ясно — у нас новая госпожа!
— Но что именно она ответила?
— Ответила: «Истинно, нет Бога кроме Аллаха и Магомет — пророк его!»
Слушая это, аги, визири и кадиаскеры богобоязненно обратились к Мекке и все как один повторили эти слова Корана.
Кизляр-ага продолжил:
— Я немного отворил завесу, чтобы видеть лицо нашей госпожи в миг, когда осенила ее милость Пророка и свет праведной веры. Она была бледна, словно первый снег, что падает на высокую вершину Чатырдага. Но никому об этом ни слова! Не скажете?
— Нет, не скажем! Рассказывай!