Роксолана: королева Востока (Назарук) - страница 91
Падишах задумался. Затем он спросил:
— Но что именно он проповедует?
— Он учит: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас…» По воле своей матери я должна была стать невестой Бога, что умер на кресте…
Молодой Сулейман загрустил. Взгляд его стал глубоким, будто он вчитывался в душу Насти. В тот момент он понял то, чего не мог понять на Святом Афоне. Он понял, почему эти неверные так держатся своего символа. Перед ним открылся доселе закрытый, заповедный уголок души его возлюбленной, что расцветал невиданным цветом. В то же время любовь его все возрастала, хотя росла и боль из-за страха утраты.
Он понял, что необходимо как-то окончить это странное приключение. Ибо ощущал, что с каждым днем углубляется в лес, из которого может не выбраться никогда. Тогда ему вспомнились слова любимой про самых несчастных…
В ту ночь десятый, величайший правитель Османов, могущественнейший страж и исполнитель установлений Пророка, не спал. Что мучило молодого Сулеймана? Кто способен описать страдания любящего сердца?..
Не спала и Настя в величественных покоях сераля. Всю ночь она жгла ароматный ладан и молилась, все повторяя великие слова: «И не введи нас во искушение…»
Она произносила их (возможно, самые глубокие слова молитвы), лишь шевеля губами. Но сердце ее было занято другим. Поутру же, как только сон стал подкашивать Настю, молитва стала невнятной. Ее утомленные губы уже не шептали: «Да пребудет воля Твоя». Но ей казалось, что кто-то ходит в садах падишаха и кричит на нее из деревьев: «Да будет воля твоя, о прекраснейший цветок в садах падишаха!» «Да будет воля моя!». И она заснула, охваченная жаром на шелковом ложе во дворце падишаха…
>Рисунок Миссъ (Ремизова А.В.), начало ХХ века
На другой день около полудня две крупные новости потрясли весь сарай. Молодая Эль Хюррем получила в дар от султана целых две диадемы невиданной красоты. Одна — из золотистых топазов, а другая — из очень дорогой ослепительной лазури, которую носила на себе и мать султана во время свадьбы с его покойным отцом, султаном Селимом. Падишах — как говорили во дворце — лично посещал покои своей матери, чтобы испросить у нее лучшее из ее приданного. Прислуга шепотом пересказывала слух о том, что молодой падишах еле держался на ногах, когда шел к ней, а глаза горели огнем словно в лихорадке…
Начальник стражи янычар, что не пускал Эль Хюррем в приемные покои султана, получил от падишаха похвалу за верную службу, мешок золота и повышение — его отправили в Трапезунд… Так же, шепотом, говорили, что пылкая страсть к белокожей Хюррем направляет десятого и величайшего из султанов Османов… Что молодой правитель трепещет, как огонь свечи, и тает на глазах… Что его мать от печали потускнела так же, как и ее сын… Странная тревога охватила дворец, а правоверные мусульмане, обращаясь лицом к Мекке, молились об исцелении раненого сердца падишаха.