— … Почему тепловоз — так важно? — перебили вы.
— Над путями я видел контактные провода. Но состав тащил дизельный локомотив, которому не нужно электричество. Я ехал во втором вагоне, потому не мог не обратить на это внимание.
— И что из этого следует?
— Может быть, и ничего. Но что было потом, как-то подтвердило мою догадку.
Конечно, этот город деревней нельзя назвать. И даже на самых задрипанных полустанках в начале шестого утра на перроне всегда можно увидеть хотя бы двух-трех пассажиров, бомжа, дворника, какого-нибудь железнодорожного рабочего. Но здесь оказалось пусто даже в здании вокзала.
То есть, абсолютно пусто. И, похоже, уже довольно давно.
Не веря своим глазам, я осмотрел вестибюль. Светильники не горели — ни забрызганная известкой люстра под сводчатым потолком, ни настенные рожки. Сквозь довольно грязные окна, часть из которых была с разбитыми стеклами, снаружи пробивался неуверенный утренний свет. Он освещал запыленный пол, смятые газеты на жестких секционных креслах, наглухо закрытые амбразуры касс и пустующие киоски. Электронное табло не работало, рекламные и указательные лайтбоксы тоже были выключенными.
Мне стало, мягко говоря, не по себе. Ну ведь дежурные-то должны быть здесь! Хотя бы один страж порядка ведь обязан торчать в обозримых пределах! Что все это значит?
Мои шаги гулко отдавались под сводом вокзального вестибюля. Я прошел по направлению выхода в город, и только тут обратил внимание на придвинутые к стене малярные леса, сколоченные из грубо обработанных досок, а рядом с ними — пару испачканных цинковых ведер.
Вот и ответ! Я даже хохотнул в голос. Старый вокзал закрыли на ремонт, а пассажиры, наверное, обслуживаются в каком-нибудь из сооружений в окрестностях перрона. И ничего удивительного — несколько лет тому назад, когда в Казани сгорел основной вокзал, на какое-то время там задействовали другое здание. Вот только какого лешего поезд остановился у бездействующей платформы?
Я вышел на привокзальную площадь и уставился на пустые, частично разгромленные киоски, и на пустые, просевшие на спущенных шинах, автобусы. У многих из них были выбиты стекла.
И опять-таки ни одной живой души в пределах видимости.
Вот тут-то мне и стало страшно. Что тут произошло? Эпидемия? Какая-то катастрофа? Может, тут что-то шарахнуло, вроде как в Чернобыле, и всех людей эвакуировали? А я, получается, замотавшись работой, семьей и прочей рутиной, даже ни о чем таком не знал? Нет, это чушь. Тогда, может быть, меня высадили на другой станции? — мелькнула мысль. Но нет, ведь и вокзал я этот помню, и площадь та же, и дома вокруг знакомые… Дома вокруг… И что — они тоже пустые?