«Нет, — мысленно рассудил алодьский дружинник. — Этому купцу с совестью договариваться не приходится. У него её попросту нет».
Едва успел подумать, как невесть откуда появилась Затея. Девушка бросилась прямиком к Розмичу, вцепилась в ногу. В синих глазах застыло отчаянье.
Дружинник не знал, как быть, что делать, что говорить. Он даже лошадь остановить не догадался. Просто смотрел на семенящую рядом девицу и глазам не верил.
На шее купеческой племянницы, поверх одёжек и бус, блестел и переливался начищенный медный крест.
«Опять христьянкой стала? — удивился Розмич. — И когда успела?! А как же обещание, данное Жеданом? Зарекался, свинтус, бороться с чужеземной заразой, а сам… родной племяннице позволил».
Впрочем, ничего удивительного. Цена Жеданова слова уже ясна. Тот, кто способен предать людей, с которыми делил хлеб, и любые клятвы предаст, не стесняясь.
— Розмич! — наконец заговорила девица. — Розмич!
Воин отвернулся, не в силах смотреть. Предательство Затеи ранило больней всего, но любовь никуда не делась. Пока.
Может быть, время залечит нанесённую рану и от неуместного чувства избавит. Сейчас же душа дружинника переворачивалась и истекала кровью. Страсть эта, что ни говори, штука злая — и козу полюбишь. Такая любовь хуже иного яда.
— Розмич! — вновь позвала Затея.
Меченый горько усмехнулся, понимая, что даже если она прямо сейчас, при всех, признается в своей лжи, он не простит. И жить с ней не сможет, как бы ни любил.
Но Затея сказала совсем другое:
— Розмич! Я прощаю тебя!
Ловчан, ехавший рядом, выпучил глаза. Сам Розмич захлебнулся вздохом, а его кобыла споткнулась.
— Я прощаю тебе всё зло, что ты причинил! — продолжала Затея. — Ибо Господь милостив! Господь велит прощать врагов своих, ибо в прощении истинная сила! Я прощаю тебя, Розмич, слышишь? — её голосок сорвался на крик, привлёк внимание горожан и нескольких дружинников.
— Уйди, — процедил Розмич.
— Я прощаю тебя! — крикнула Затея. — И Господь прощает! Господь велел прощать!
Розмич всё-таки повернулся к настырной синеглазке. Вовремя — девица пихнула в его сапог кусочек бледной кожи. Воин обозлился, потянулся, чтобы вытащить неожиданный «подарок», но Затея мёртвой хваткой вцепилась в руку. По щекам покатились чистые, прозрачные слёзы.
— Я прощаю тебя, Розмич, воин Алоди. И зла боле не держу! — прошептала она. — И ты прости меня. Во имя Господа!
Меченый застыл в седле. Ошарашенный и почему-то испуганный. Показалось — пропустил нечто очень-очень важное. А Затея отпустила руку и остановилась.
Ултен осенил девушку крестным знамением, начал бормотать молитву, слов которой ни одному словену не понять.