В Египте уже выращивали свой отечественный («балади») хлопок, и шведский натуралист Пэр Форскал упоминал о нем в книге о флоре Египта в 1775 году. Но хлопчатобумажным фабрикам Европы до зарезу был нужен высокосортный хлопок, волокно которого после фабричной очистки оставалось бы крепким и достаточно тонким для производства высококачественных тканей. В 1818–1819 годах француз Жумель, изучавший культуру хлопка в Америке, пытался убедить Мухаммеда Али, что если бы он завез эфиопский сорт хлопка «махо» (названный по имени турецкого бея, растившего его у себя на огороде), это произвело бы переворот в сельском хозяйстве Египта. Убедить Мухаммеда Али не удалось, и тогда Жумель вместе с другим купцом купил небольшой участок земли около гелиопольского обелиска и посадил хлопок «махо». В 1820 году он послал три кипы хлопка в Триест, что убедило Мухаммеда Али назначить Жумеля управляющим своими хлопковыми плантациями.
В 1822 году какой-то заезжий американец демонстрировал перед Мухаммедом Али новейшую хлопкоочистительную машину «Уитни», но паша не купил ее. Вместо этого он приобрел роликовую хлопкоочистительную машину, однако эксперимент и с ней не удался, ибо оказалось, что руки и ноги феллахов куда дешевле. Культуру хлопка внедряли медленно и со скрипом, но все же паша был убежден, что это и есть то «золотое дно», о котором он давно мечтал. Весь хлопок Египта принадлежал паше, и он начал насаждать его по всей дельте Нила. Феллахов насильно заставляли сажать хлопок, и в брошюре о хлопковой культуре в Египте (1841) Джордж Глиддон писал, что «сначала, когда феллахов принуждали сажать хлопок Жумеля, они оказали сопротивление правительству». Феллахов пороли, били палками по пяткам или в кандалах отправляли на службу в армию. «Капиталы потекли в Египет», — писал Глиддон, и в этом, по его словам, «была весьма большая» заслуга Мухаммеда Али.
Даже сейчас трудно определить, какой вред принесло египетской экономике введение этой монокультуры в сельском хозяйстве. Хлопок не только усилил стремление европейцев овладеть Египтом, но и превратил его в колониальную страну с монокультурным хозяйством и в сырьевой придаток промышленной Европы. Капиталы действительно притекали в Египет, но, как указывал Глиддон, деньги концентрировались в руках нескольких купцов, торговавших хлопком и установивших непосредственный контакт с европейскими банкирами. А на вершине этой денежной пирамиды, выраставшей из европейских капиталов, сидел Мухаммед Али.
Хлопок принес в Египет также систему кредита, которая, однако, была поставлена с ног на голову. Мухаммед Али и его преемники соблазнились европейскими кредитами и бесконечно брали займы под грабительские проценты. В конце концов Англия и Франция, как главные кредиторы, наложили лапу на египетскую экономику, взяли под контроль всю жизнь Египта, и стране пришлось расплачиваться за долги паши. Мухаммед Али попытался индустриализировать страну, но неудачно, и только потому, что он считал Египет своей собственностью. Так, например, в 1847 году он построил около Каира первую плотину через Нил, которая была необходима для орошения хлопковых земель. Но к этому времени у него уже накопился такой долг в Европе, что американский консул Глиддон отправился в 1841 году в Англию, чтобы убедить ее вмешаться в дела Египта — под предлогом защиты интересов угнетенного народа и обуздания жадности Мухаммеда Али.