— Стоп, стоп, — ведун шагнул вперед и поднял руку. — Остановитесь воины.
Милов с легкой досадой повернулся к нему. Варяг и с прижатым к шее мечом скосил весело блеснувшие глаза на ведуна. В этот момент он желал смерти, как избавленья от позора поражения.
— Опусти меч, Давило, — волхв, не глядя на старшего брата, приблизился вплотную к пленнику.
Тот неохотно выполнил распоряжение ведуна и неловко, одной рукой, но со стуком вкинул оружие в ножны.
— Чего не дал закончить? — старший брат ворчливо покосился на ведуна.
Братья, разочарованные исходом поединка, дружно выдохнули и расслабились.
Варяг обессиленно опустил обломок древка и выронил его. Освободившейся рукой он ухватился за больное плечо и повалился на колено, морщась. Волхв подхватил воина под руку:
— Помогите мне.
Двое младших братьев и Горий кинулись к нему. Вместе они удержали теряющего сознание бойца на ногах.
— Куда его? — Олбран поднял голову.
Ведун отстранился — помощников было достаточно и без него:
— Несите в дом. Попробую вернуть его к жизни.
Возражений не последовало. Русичи уважали настоящее мужество и призренье смерти, от кого бы оно ни исходило. Случалось, что заклятым врагам, показавшим примерную отвагу и благородство перед неминуемой гибелью, не указывали путь по лунной дороге к Маре, как обычным пленникам, а оставляли жизнь и селили рядом в своих городах и селах. Воины, перестававшие чувствовать себя врагами и пленниками, приживались в обществе быстро и становились своими среди русичей. А со временем даже женились на местных девушках и получали полные права гражданина или селянина. Воин мог даже, если бы захотел, вернуться на родину. Но таких, как правило, не находилось.
Варяга быстро приподняли за руки и за ноги и внесли в распахнутую дверь. Давило сам придержал створку. Остальные братья пропустили ведуна и только потом вошли следом и столпились у прохода.
— Вон на то ложе его, — Белогост указал перстом на свободную кровать у окна, — осторожней опускайте, осторожней, не дрова, воина несете.
Братья удвоили осторожность и бережно опустили окончательно потерявшего сознание пленника на широкую лавку, покрытую лоскутным одеялом. Дед Несмеян, после лечебных усилий ведуна почувствовавший себя лучше, недоуменно поднял голову из другого угла. Но промолчал.
— А теперь все на улицу. Гор, запали свечку на божнице и согрей воды в печке, разожги ее, она еще теплая. На улицу все, — повторил он громче, видя, что никто из Миловых еще не покинул горницу.
Братья, толкаясь, высыпали на крыльцо.
Пока ведун колдовал около варяга, Горий быстро щелкнул кресалом у свечки с маленьким болваном Белбога. Льняная нить загорелась легко. Идол закачался в отсветах огня — в комнате уже поселился сумрак. Накидал в топку тонких полений, настругал щепы и, подсунув ее под дрова, подпалил. Приоткрыл заслонку и вскоре топка весело загудела. Пока разгоралось, Гор подхватил деревянные ведра и убежал к ручью. На обратном пути его обступили Миловы. Важно ответив на вопросы братьев, что, мол, ведун лечит и помощи не требуется, вернулся в горницу и поставил на подставку котелок с водой. И только после этого тихонько отошел в уголок, где задумчиво наблюдал за суетой Несмеян.