Парень, заглядывая сбоку сена, направился к поднимающемуся деду.
Только устроили постепенно восстанавливающего естественный цвет лица Несмеяна, как Белогост покосился на чистое небо и скомандовал выход. Братья неторопливо поднялись.
— Нам еще пару ходок надо сделать, — ведун первым направился по своим следам назад. — А улья уже в сумерках потащим, когда пчелки на отдых все соберутся. Так что торопиться надо.
Миловы молча ускорили шаг. Пустыми идти — это вам не с грузом на шее, можно и поспешить.
Ведун рассчитал верно, за два раза утащили все небольшое хозяйство хутора. Перед последним выходом с ульями даже осталось немного времени на отдых. Белогост на дорожку покормил гостей утиным мясом с хлебом, отнесли и пленнику. Тот принял еду без слов и есть начал, только когда Заруба вышел и закрыл плотно за собой дверь.
Снова расселись на крыльце под навесом. Небо опять хмурилось. От солнечной погоды с утра не осталось и следа. Холодный ветер заставлял братьев и Гора покрепче закутываться в плащи. На мокрую обувку уже не обращали внимания — привыкли.
Разговор завел Олбран. Он скинул легкую шапку и повертел ее в руках:
— Светлый, так что ты решил с варягом-то делать?
Все притихли, ожидая слов ведуна. Белогост, сидевший по обычаю на колоде, задумчиво пошевелил пальцами:
— Отпущу я его.
— Как же так, Светлый. Он же нас сдаст с потрохами. И кто такие, и откуда, — Давило возмущенно встрепенулся.
— А вы ему что, говорили?
— Э… нет вроде.
— Так что он знает? Кто вы и откуда пришли — не ведает. Куда мы денемся уже сегодня — ему тоже неизвестно. А меня сдать — не велика проруха. Они и так про волхва Белогоста все знают. Так?
Давило почесал подбородок с широкой, как и сам, светлой бородой:
— Прав ты, Светлый. И, правда, нечего ему сдавать.
— К тому же, я думаю, парень-то не пропащий. Дух есть и совесть в порядке. Может, еще приобщится к добрым делам.
— Если не напорется раньше на стрелу русича, — подал голос Велитарх.
— То так. На все воля Макоши. Что наплела ему небесная Пряха, то и свершится.
Гор тронул за плечо Белогоста.
— А когда отпустишь?
— Да вот, как только сейчас пойдем с ульями и открою сарай. Ночью ему все равно за нами не углядеть, а там мы уже в недосягаемости будем.
— Может, уже пора? — Велитарх нетерпеливо напялил шапчонку на уши. — Поди, пчелы уже спят.
Белогост примерился к опускающимся сумеркам и привстал:
— А пойду — гляну.
И направился к ольшанику, где выглядывали круглые крыши колод — ульев. Братья проводили его взглядами. Белогост склонился у одного улья, другого и, выпрямившись, махнул рукой, приглашая Миловых. Те, оживившись, шустро поднялись с крыльца. Такой тяжелый и длинный день постепенно утопал в ночной черноте. Оставался последний переход.