В последние месяцы 1311 г. создавалось впечатление, что участники собора сочувствовали тамплиерам и что оправдание возможно. Точку зрения короля в этом вопросе защищали три французских архиепископа, если верить Бартоломео Луккскому: все епископы, в том числе французы, были согласны предоставить тамплиерам возможность защищаться, а против высказывались архиепископы Реймса, Санса и Руана, то есть Робер де Куртене, Филипп де Мариньи и Жиль Асцелин.[1104] Находившаяся там в то время французская делегация состояла из одного Гильома Плезиана в сопровождении капеллана и двух секретарей.[1105] Семнадцатого февраля 1312 г. прибыло специальное посольство, о составе которого арагонские посланники немедленно известили своего господина: Людовик д'Эвре,[1106] графы де Сен-Поль и Булонский, Мариньи, Ногаре и Плезиан,[1107] причем последний, несомненно, приехал раньше других. Участники этой делегации тотчас же предприняли попытку встретиться с представителями церковного собора, в данном случае с кардиналами, из которых четверо были французами, а один итальянцем: Арнольд де Пеллегрю, племянник папы, Арнольд де Кантелу, Беренже Фредоль, Николя де Фревиль и вице-канцлер, Арнольд Новелли. Единственное, что могла сделать кардинальская комиссия в таком составе, – очень быстро достичь согласия! Двадцать девятого февраля после многочисленных, проходивших каждый день, встреч французские посланники тайно выехали из Вьенна в Макон, где в тот момент находился король. По мнению арагонцев, наших основных информаторов, Мариньи, скорее всего, пустил слух о том, что согласие было достигнуто и что король собирался посетить церковный собор; они считали, что в данном случае речь могла идти только о согласии по вопросу о тамплиерах, которого никак не могли добиться участники собора.[1108]
Мы перечислили эти, впрочем, небезызвестные факты[1109] затем, чтобы ползать, как мало-помалу выкристаллизовывается роль Мариньи в этом предприятии и он оказывается преобладающей фигурой. Он был назван в числе мирян прежде, чем Ногаре, который также принимал очень действенное участие в разрешении вопросов, поднимавшихся на церковном соборе, не только лишь потому, что камергер стоял на должностной лестнице выше хранителя печати. Создается впечатление, что Мариньи являлся главным лицом во всей этой длинной серии переговоров. Было бы неверно, соглашаясь с Мюллером,[1110] полагать, что Ангерран осуществлял руководство посольством. Но вполне возможно, что его привилегированное положение в королевском окружении, а также в среде кардиналов, поскольку его кузен, Николя де Фревиль, не был наименее влиятельным из них, предоставило ему возможность стать основным выразителем мнения французской стороны.