Он грабил торговцев,
Которые привозили добрую монету.
Как только они въезжали во Францию,
Они должны были поменять деньги,
Или меняй – или езжай обратно,
Никто не мог им помочь,
Ни запретить, ни попросить,
Чтобы им не пришлось лишиться денег;
Поэтому им приходилось все продавать
Этому ненасытному мессиру.
[1382]Очевидно, что в глазах жителя Эно это было самое страшное обвинение; но наибольший интерес для нас представляет мнение человека со стороны, а также то, каким образом Мариньи мог влиять, например, на шателена Бапом.
Помимо денежных махинаций – мы, впрочем, уже показали, что Мариньи не имел никакого отношения к обесцениванию монеты, – современники обвиняли Ангеррана в том, что у него было слишком много помощников в финансовом ведомстве. Мариньи лично назначил всех придворных казначеев и служащих, все они были в его распоряжении; поэтому они сделали все, чтобы опустошить казну.[1383]
Наконец, людей очень беспокоила амбициозность Мариньи. Жан де Конде, безо всяких опасений со своей стороны, бесхитростно изложил то, к чему, на его взгляд, стремился Мариньи: сделать своего брата Филиппа папой и самому получить титул императора.[1384] Тем временем автор «Романа об уродливом Лисе», обращаясь к высоким материям, предположил, что камергер получил по заслугам, поскольку слишком высоко поднялся над своим «уровнем»:
Ангерран слишком высоко поднялся,
И если он с небес упал на землю,
Значит, гордость превзошла его самого.
[1385]Было бы неверно считать, что абсолютно все питали ненависть к Мариньи. Приведенные нами литературные примеры были написаны теми, кто был чем-то недоволен, и в большинстве своем, уже после суда. Те, кому не на что было жаловаться, кому нечего было сказать и кто получил немалую выгоду от действий, предпринятых королем и Мариньи, просто не взяли на себя труд изложить свое мнение на бумаге. Впрочем, несомненно также и то, что у народа, особенно у жителей Парижа, были причины для недовольства, порой очень веские. Именно этим объясняется улюлюканье толпы, которое сопровождало Мариньи на пути к эшафоту. Впрочем, очень скоро общественное мнение должно было измениться: налоги не исчезли, война возобновилась, смерть Мариньи не дала никаких положительных результатов… Поэтому, как справедливо заметил Андре Артонн, спустя месяц после казни, когда тело Ангеррана все еще находилось в Монфоконе, в Париже уже говорили о том, что приговор Мариньи вынесли завистники. Хватило четырех месяцев дождливой и ветреной погоды, с мая по август 1314 г., за которые погибли все посадки зерна и винограда,