В субботу 26 апреля Мариньи вновь отвезли в Венсенн. Людовик X и окружавшие его бароны находились в зале, где было доселе невиданное скопление народа,[1492] сообщает Жиль Ле Мюизи (который сам там не присутствовал)…[1493] Алис де Монс и госпожа де Кантелу, хромая Эрене и Пайо – без Жака де Лора, само убийство которого все упростило, – предстали перед судом выслушали приговор: две первые дамы должны были отправиться в тюрьму, остальные на смерть.[1494] Мариньи попросил разрешения защищаться. Это не составило бы для него труда, поскольку он не был виновен ни в тех преступлениях, которые приписывал ему Жан Аньер в предыдущем месяце, когда он не захотел отвечать без подготовки, ни в колдовстве. Что же до письма королевы Маргариты, обвинителям пришлось бы объяснять, почему они приводят его содержание в качестве довода. Поэтому Карл Валуа от имени короля отказал ему в праве голоса,[1495] и никак не мотивировав свое решение, заседатели вынесли свой приговор. «Постановлением нескольких баронов, пэров, рыцарей и баронов королевства Французского, здесь собравшихся»,[1496] Ангерран де Мариньи был приговорен к смерти.
Это было одно из последних постановлений, вынесенных королем лично, в феодальной курии. Людовик X судил не один; участие баронов было совершенно очевидным, и Жоффруа Парижский показал нам, как они требовали от короля осудить Ангеррана.[1497] Следовательно, это не просто пример того, как король лично воспользовался своей судебной властью, обычно делегировавшейся – позднее эта практика ляжет в основу «Lit de justice»[1498]в парламенте. О парламенте, как и о королевских комиссарах, в деле Мариньи и речи не шло. Рыцаря, барона – де Мариньи – и верховного судью, Ангеррана, согласно феодальному кодексу, судил его сеньор и его пэры. Мы заострили внимание на Необычном характере этого судебного процесса 1315 г., поскольку такой порядок его проведения был установлен еще франками и впоследствии его придерживались только на собрании палаты пэров.
В воскресенье, 27 апреля, по настоянию своего дяди и Маго д'Артуа,[1499] король «отступился» от Ангеррана.[1500] В понедельник 28-го приговоренного передали в руки стражников прево Парижа, которые препроводили его в Шатле; там Мариньи провел два дня[1501] до приведения приговора в исполнение.
Этот процесс наделал немало шуму. Мы уже упоминали о том, что люди собирались по обеим сторонам дороги, по которой должны были провести обвиняемого, что заседание в Венсенне проходило при необычайном скоплении народа, что из толпы слышались оскорбления в адрес свергнутого советника. Жоффруа Парижский донес до нас слова толпы, и если даже тогда прозвучало нечто иное, нас его произведение интересует не в меньшей степени – ведь Жоффруа передал то, что думал на самом деле, что он и ему подобные закричали бы, находясь там: