Ответ был достоин истинного джентльмена:
— Не смею подвергать сомнению слова пани, но не сочтите за труд объяснить — почему?
— Потому что десять лет назад я была молодая, глупая, исполненная самых трепетных чувств. Как нежный росток или едва распустившаяся почка, которые моментально скукоживаются от одного сурового дыхания заморозка.
— Не смею настаивать, но, боюсь, вы все еще говорите загадками.
— Да нет, все очень просто: вы с потерянным шарфиком появились как раз в тот момент, когда мыслимой были заняты абстрактными рассуждениями, в частности о том, с какой целью и как следует терять разные вещи. Ну я и запуталась…
— Допустим, но при чем тут замороженный нежный росток?
Нет, так мне никогда не вырваться из трясины, в которую я угодила по собственной глупости. Блондин задавал конкретные вопросы, требующие конкретных же и ясных ответов, а я своими ответами лишь усугубляла путаницу. Пришлось сдаться.
— Ладно, дайте сюда эту тряпку, — и я вынула из его руки Басенькии шарфик, — а то потом еще сошлетесь на материальные факторы… Для того, чтобы по возможности понятно и дипломатично все объяснить, мне потребуется не менее часа, у вас же, уверена, каждая минута на счету.
— А если не очень дипломатично? Не знаю, как это получилось, но прогулку мы продолжили уже вместе.
— Не понимаю, с чего это вдруг вам захотелось разобраться в том вздоре, который я тут несла. Не все ли вам равно? — перешла я в наступление.
— Не все равно. Когда я слышу такой захватывающий вздор… О, простите, я не хотел вас обидеть, но ведь это ваши слова. Так вот, когда я такое слышу, мне обязательно хочется разобраться, понять причину сказанного, цель… Привык понимать все, относящееся ко мне.
— Обременительное хобби. Значит, я ошиблась и у вас масса лишнего времени?
— Нет, напротив, вы правы, времени у меня очень мало.
— В таком случае, зачем вы теряете свое ценное время, околачиваясь в этом паршивом скверике?
— Пытаюсь вытянуть из вас тайну странной реакции на возврат даме потерянной ею вещи.
Слишком уж упорно придерживался он темы, это начинало раздражать, и, боюсь, в ответе мне не удалось скрыть раздражения:
— Это была реакция не на утерянную вещь, а на вас! Неужели вы думаете, что я думаю, что вы не знаете, как дамы реагируют на вашу внешность? Вот так всегда! Как и следовало ожидать, я утратила последние остатки внутреннего контроля и выболтала то, чего ни в коем случае не следовало говорить! Да еще тоном величайшей претензии — уж не знаю, к судьбе или к нему.
Джентльмен не противоречит даме.
— Хорошо, — согласился он. — Допустим, вы в чем-то правы, хотя и сильно преувеличиваете мои скромные достоинства. Но тогда объясните, ради Бога, чем вам мешает моя внешность?