Утром Настя держалась как обычно. Привычно накормила мужа завтраком, но дух расставания, незримый и неумолимый, витал над супругами.
— Давай простимся здесь, не хочу, чтобы ты приходила на станцию.
Прощальный поцелуй Настя выдержала, и только когда дверь за мужем закрылась, она безвольной куклой осела на крашеные доски пола прихожей. И зарыдала.
На погрузке один из танков заглох, механикам потребовался час, чтобы опять завести двигатель, второй неудачно сманеврировал и едва не свалился с платформы.
— Танкисты, мать их! Еще до немцев доехать не успели, а танк чуть не угробили, — прокомментировал действия коллеги Ерофеев.
— Не ругайся, Иваныч, люди понимают, что не к теще на блины едут, вот и нервничают.
Тем не менее у большинства собравшихся настроение было приподнятое, почти праздничное. За время своего пребывания в городе рота, а потом батальон корнями вросли в местное общество, породнились, обзавелись бесчисленными связями. И сейчас, казалось, все эти «связи» и родственники пришли на проводы. Даже батюшка присутствовал и городской духовой оркестр.
Перед отправлением эшелона устроили митинг. Сначала на импровизированную трибуну взобрался кто-то из городского начальства, потом ответную речь толкал Кондратьев. Сергею захотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее, и вот наконец над собравшимися пронеслось:
— По вагонам!
Короткая команда в одно мгновение разделила людей на тех, кто уезжает на войну, и тех, кто остается. Хотя некоторые никак не могли расстаться. Сергей с трудом оторвал Иваныча от рыдающей Матрены. Заглушая прощальные возгласы, оркестр грянул «Тоску по Родине».
Уже в вагоне под перестук колесных пар Сергей заметил:
— Чужие мы здесь, никому не нужные.
— Это на тебя так прощание с Анастасией Порфирьевной подействовало? — поинтересовался Ерофеев.
— Нет, я давно это заметил.
В открытой двери теплушки проплывали предгорья Южного Урала.
Спустя две недели после убытия батальона на границу с Восточной Пруссией фельдфебель учебной роты Вощило был разбужен криками: «Пожар! Пожар!» В одном исподнем он выскочил из казармы и замер — склад, где стояли «тридцатьчетверки», пылал… Такие же белые в свете пожара фигуры беспорядочно метались по двору. Никого из офицеров в роте не оказалось, солдаты сами начали выстраивать живую цепь, чтобы передавать ведра с водой от ближайшей колонки, когда вмешался фельдфебель:
— Назад! Назад, я сказал! Сейчас боезапас рванет!
Словно подтверждая его слова, внутри глухо бухнул взрыв. Горящие угли взметнулись над занимавшейся огнем крышей склада.