Улетела в Мадрид, там бы и остаться. Витя Цацкин, ее заместитель еще по коммерческому банку, уже давно уехавший, настойчиво ей именно это советовал.
Не послушалась, вернулась. Клюнула на газетную утку о том, что Батька собирается назначить ее премьер-министром. На новогоднем приеме появилась в красном платье. Королева бала. Со Всенародноизбранным по залу под руку прохаживались, о чем-то мило беседовали, друг другу улыбались, даже кокетничали. Тот подозвал Федоровича: «А что, Павел Павлович, если мы ее в Китай отправим? Чрезвычайно и полномочно». «Нельзя в Китай, — пошутил министр с деланным испугом, — такую красивую женщину туда отправишь — велосипедисты попадают».
Назавтра она уже билась в истерике на полу камеры следственного изолятора КГБ. Не могла поверить. Хотя игрались с нею и раньше, еще когда позвали председателем в Госбанк. Ведь позвали как? Сначала наехали, набрали фактуры, прижали к стенке. Потом вдруг распахнули объятия: пригласили «проводить государственную финансовую политику», предложив выбирать: корона или тюрьма. Соблазнилась на корону, испугалась тюрьмы, Месникова не послушалась, забыла (или не знала из-за благополучности судьбы?), что пьесы с таким началом всегда плохо кончаются[110].
самое страшное
— Давайте так, — сказал Месников, снова переходя на вы. — Вы не горячитесь и ничего не предпринимайте. Я тут кое-что провентилирую. Что я вам обещаю, так это разобраться, в чем здесь дело. И если никто, — он снова поднял вверх указательный палец, — лично в этой истории не заинтересован, я берусь прямо поговорить, после чего вмешаться и все глупости прекратить...
— А если заинтересован лично?
Владимир Михайлович Месников замолчал.
Чем заканчиваются такие вмешательства, он знал. Друг Старобитова, тоже председатель колхоза и тоже дважды Герой Владимир Роликов в каком-то газетном интервью выступил в поддержку Старобитова. Совести, мол, у вас нет, на кого наехали... Через три дня звонит редактору: «Ты извини, я понимаю, что вы там обо мне подумаете, но нужно дать какое-то опровержение. Мне угрожают самым страшным...»
Чем же таким страшным ему, уже совсем старцу, пригрозили? Следственным изолятором, тюрьмой? Хуже. Ему сказали: «Будешь, гад, жить на одну пенсию».
«Самого страшного» Владимиру Михайловичу не хотелось. Хотя и ссориться с Дудинскасом — тоже. И он сказал прямо:
— Если лично, тогда извини. — Проводив гостя до дверей, Месников тем не менее заверил: — Но еще один путь у нас с вами всегда остается: будем действовать официально.
По тому, с какой плохо скрываемой брезгливостью произнес он последнее слово и как тяжело при этом вздохнул, стало понятным, что действовать официально ему совсем не хочется.