от всей души
И тут вдруг неожиданная и «секретная» просьба зайти... Да еще предварительно изложив все про марку на хорошей бумаге, адресованной лично Всенародноизбранному, с которым он куда-то вместе собирался лететь. Чуть ли не в Китай...
Поколебавшись, Виктор Евгеньевич согласился. Никакими шансами он обычно не пренебрегал. И если человек захотел вдруг заработать индульгенцию, отчего же...
Все про марку он уже столько раз «излагал», что, написав на чистом листочке лишь обращение к новому адресату, отдал его Надежде Петровне, поручив сварганить из бесчисленных вариантов, которыми была забита память всех «персоналок» компьютерной группы, очередное слезное прошение. С ним и явился к министру иностранных дел. Формальное почтение Виктор Евгеньевич таким образом, как бы проявил, не слишком обнадеживаясь. И нисколько не сомневаясь, что халтуры в данном случае никто не заметит.
Так и случилось.
Встретив Дудинскаса посреди кабинета, Федорович, нетерпеливо переминаясь, так торопятся по нужде, выслушал его рассказ о том, кто до него уже занимался спасением ситуации и о том...
Не дотерпев до конца, Павел Павлович перебил Виктора Евгеньевича, заявив, что все вокруг трусы и слабаки, верить которым Дудинскас не должен ни в одном слове, потому что Батька им все равно не верит и близко к себе никого не подпускает, да никто из них ко Всенародноизбранному с таким вопросом и не подойдет. На каждого, — тут Павел Павлович перешел на шепот, — у него есть досье. А подойти может только тот, кто не запятнан — один-единственно-честно-преданный пес, на которого и досье бессмысленно заводить...
Все это сразу выпалив, Павел Павлович забрал письмо и принялся с Дудинскасом прощаться, при этом он машинально сложил письмо (несмотря на то, что оно на хорошей бумаге) гармошечкой, сунул его во внутренний карман пиджака и, уже окончательно прощаясь, пояснил, что ему еще надо заскочить домой переодеться.
Виктор Евгеньевич все понял и, даже не зная тогда, чем вскоре закончится карьера Павла Павловича Федоровича, попрощался с ним от всей души[112].
«крыша»
Узнав про предложение Хайкина, академик Катин возмутился.
— Идея наша? Работа наша? Резолюция — тоже... моя. За что же им львиную долю отдавать?
— Это не мы, это они нам будут отдавать. Нашу долю. Они забирают все дело, а нам будут просто платить за работу.
— Тем более. Отдавать все! За что?
— За «крышу».
Чужая «крыша» Катину была не нужна. От этой резолюции у него и своя поехала. Поэтому Катин отказался и даже высказал сожаление. Он, мол, думал, что Дудинскас