Здесь нет ни стены, ни другой видимой границы. Незачем. Просто дорога, вдоль нее — терновые заросли, и в нескольких ярдах слева — этот знак. Высокомерный, не терпящий возражений, уверенный в своей власти. А за ним — опасная неизведанная территория. Там тебя может поджидать все, что угодно: мины, ловушки, охранники, скрытые камеры.
Нет, с виду все кажется невинным, точно так же, как и с этой стороны. Но знак говорит о другом. За ним — порядок. Власть. Всякое нарушение этого порядка влечет за собой наказание, таинственное и страшное. В этом нет ни малейших сомнений; все так просто, и от этого предчувствие угрозы только усиливается.
И вот я сижу на почтительном расстоянии от границы и разглядываю запрещенную территорию. Странно, но сознание того, что здесь наконец установлен порядок, успокаивает. За пределами «Солнечного берега» — полицейские машины, граффити на стенах, мальчишки швыряют камни в автомобили. Я слышу, как они кричат на учителей, выходящих из школы, вижу служебную автостоянку, щедро опутанную колючей проволокой.
Однажды у меня на глазах четверо или пятеро загнали в угол одного. Мальчишка был на несколько лет старше меня и одет лучше большинства обитателей «Берега». При взгляде на библиотечные книги у него под мышкой мне стало ясно, что его изобьют. В таком месте, как «Солнечный берег», любители чтения всегда были законной добычей.
«Сент-Освальд» — совсем другой мир. Здесь нет места граффити, мусору, вандализму, максимум — разбитое окно. Об этом говорил знак, и внезапно у меня возникла невыразимая уверенность, что я принадлежу этому миру, где можно посадить саженец и знать, что никто его не сломает в ту же ночь; где истекающего кровью не бросят на дороге; где полиция не ворвется ни с того ни с сего; где не пишут объявлений для учеников — «оставлять ножи дома». Здесь будут строгие учителя в старомодных черных костюмах, угрюмые смотрители вроде моего отца, горделивые старосты. Если ты делаешь уроки, это не значит, что ты гомик, придурок или ботан. Здесь безопасно. Здесь дом.
Мое одиночество не нарушали: никто не отваживался зайти так далеко. Птицы прилетали на эту запретную землю и улетали — и ничего им за это не было. Потом из-под ограды с важным видом появился кот и уселся, облизывая лапу. И ничего.
Я решаюсь подойти ближе. Для начала переступаю через тень, а потом пролезаю между толстыми столбами, на которых держится знак. Моя собственная тень воровато прокралась вперед — и пересекла границу.
Вначале это щекочет нервы. Но недолго: в душе моей уже созрел бунт, и не хочется ограничиваться таким формальным проступком. Я осторожно ступаю на траву на той стороне, затем убираю ногу — это восхитительно, я дрожу, как ребенок, впервые шагнувший в океан. Конечно, мне никогда не доводилось видеть океан, но ощущения не обманывают — это такое же вторжение в чужую стихию, где может случиться что угодно.