— Их перебьют камнями, — отвечал Онофрио со вздохом. — А я, кажется, лучше соглашусь, чтобы меня самого убили. Впрочем, если будет нужно, посмотрим!
В эту минуту у двери раздался резкий и глухой голос, какой бывает у многих итальянцев с атлетическими формами; этот голос выходил будто из земли. Он говорил:
— Пастух, не бойся, угомони собак и слушай.
— Это голос Кампани; он, как змей, прополз в траве, — сказал мне Фелипоне с живостью, между тем как Онофрио с величайшим трудом сдерживал собак. — Он забился под шалаш между камнями, которые держат переднюю стену. Мы не можем стрелять в него.
— Что тебе нужно? Говори! — сказал Онофрио.
— Нам не нужно ни тебя, ни баранов твоих, но у тебя спрятался злой зверь, мондрагонский арестант, убийца святейшего отца!
— Нет, — отвечал Онофрио, глядя на меня добродушно. — Ты лжешь, ступай прочь.
— Клянусь Евангелием, что это он, — продолжал разбойник.
— Если это он, то не ваше дело ловить его: дайте знать солдатам.
— Да, а ты покамест дашь ему уйти! К тому же солдаты возьмут его в тюрьму, а мне не того нужно.
— Так, так, — шепнул мне на ухо Фелипоне, — это римская vendetta. Он хочет сам убить вас.
— Так ты не выдашь его? — спросил Кампани. — Считаю до трех.
— Нет!
— Раз. Объявляю тебе, что нас пятнадцать человек и что по первому моему знаку избенка твоя в минуту разлетится, а вы все трое будете убиты. Потом мы зажжем шалаш, чтобы все подумали, что ты на молитве заснул у огня.
Онофрио затрепетал; он поднес к губам ладанку, висевшую у него на шее, с тем же каменным лицом, тем же бесстрастным голосом, величаво и твердо отвечал:
— Нет!
Настала минута молчания; потом опять раздался голос Кампани:
— Два. Я подам знак: тогда волк поневоле выйдет из конуры.
Я не дождался третьего отрицания великодушного пастуха. Не сдерживая долее своего негодования, я выстрелил прямо в голову разбойника, который неосторожно высунулся, не подозревая над собой отверстия, из которого я следил за ним: окровавленный мозг его брызнул в стену хижины и даже запятнал ствол моего ружья.
— Не на счастье наскочил! — сказал Фелипоне, нервически засмеявшись.
— Убит? — спросил Онофрио спокойно. — Одним меньше. Теперь наблюдайте за другими и не подпускайте их близко, если можно.
Я решился не подвергать долее опасности добрых людей, которые так великодушно жертвовали собой для меня, и бросился к двери:
— Что вы хотите делать?.. — спросил Фелипоне, сильной рукой оттолкнув меня от порога.
— Хочу драться с этими бродягами и как можно дороже продать им жизнь свою. Им только меня и надо.
— Этого не будет, я не допущу, — сказали пастух и мызник в один голос. — Если вы выйдете, мы пойдем за вами.